Форум » Персоналии » Иванов-ринов. Оболганный генерал. » Ответить
Иванов-ринов. Оболганный генерал.
Олег В: Писал как-то статью. Посмотрите, может кому интересно будет. Любой, кто хоть немного интересуется историей гражданской войны в Сибири и читал мемуары ее участников, особенно с «белой» стороны, без сомнения знаком, с укоренившейся в историографии негативной оценкой деятельности последнего Войскового Атамана Сибирского казачьего войска - Павла Павловича Иванова-Ринова. Каких только эпитетов не высказано в его адрес современниками. И - «полицейская ищейка», и - «ярыжка», вплоть до оскорбительных для всякого офицера утверждений о личной трусости и военной безграмотности. Отрицательный имидж неудачливого Атамана, автоматически переносился и на возглавляемых им казаков, невольно умаляя их заслуги в той жестокой войне. Общим мнением современников, стали утверждения о личной вине Иванова-Ринова и возглавляемых им казаков-сибирцев, в провале последнего наступления белых войск осенью 1919-го года. Но насколько справедливы эти, укоренившиеся в исторической науке обвинения в адрес сибирских казаков и их Атамана? Итак, шел грозный 1919-й год. По всей России бушевала гражданская война. Не обошла она стороной и Западную Сибирь. В августе 1919 года, перевалив горы Урала и форсировав реку Тобол, устремились на восток части Красной Армии, под командованием будущего маршала Тухачевского. Но недолгим было их продвижение. Уже в сентябре, на подступах к городу Петропавловску, белая армия адмирала Колчака перешла в контрнаступление. Медленно, с ожесточенными боями, задерживаясь у каждого села, отходили красные полки к Тоболу. Главной «изюминкой» плана наступления, разработанного командующим белым фронтом генералом Дитерихсом,была идея конного рейда казачьих частей по тылам армии Тухачевского. По мысли главкома, казаки должны были разгромить обозы и учреждения противника, захватить город Курган и отрезать красных от переправ на Тоболе. По свидетельству офицера-волжанина Павловского, этот рейд конницы по тылам противника, был одним из ключевых моментов всей операции. Работник штаба 3-й армии генерал Петров подчеркивал, что именно на казачьем рейде, строился весь план наступления и расчеты по разгрому красных войск. Для этого рейда, с июля 1919 года, путем всеобщей мобилизации сибирских казаков, начала формироваться специальная часть – Войсковой Сибирский казачий корпус. Именно им то, и был назначен руководить Атаман Сибирского казачьего войска Иванов-Ринов. Что мы знаем об этом офицере? Родился Павел Павлович в 1869 году, в Семипалатинской области, в семье сибирского казачьего офицера, по фамилии Иванов. Будущий Войсковой Атаман имел типичную для того времени офицерскую биографию - учеба в Сибирском кадетском корпусе и 1-м Павловском военном училище, служба хорунжим в 3-м Сибирском казачьем полку в Зайсанском уезде на границе с Китаем. Здесь, находясь в отпуске на охоте в Китае, он был арестован за убийство оленя-марала и приговорен к смерти, но сумел бежать. Как и многие офицеры, будущий комкор занимался литературой, а однажды, играя в "русскую офицерскую рулетку", выстрелил себе в грудь из револьвера и едва остался жив. Как видим, вопрос о личной храбрости у молодого офицера не возникал. Затем, участие в рядах 7-го Сибирского казачьего полка в походе в Китай для подавления «Боксерского восстания», и, что особо обращает внимание, длительная работа на ответственных административных должностях - уездным начальником, помощником военного губернатора. К началу Первой мировой войны, наш герой уже полковник, с опытом строевой и административной службы. Едва над страной полыхнули военные зарницы, как Иванов отправляется на фронт, где два года воюет, в основном в кубанских казачьих частях. В мае 1916 года, его спешно отзывают и назначают Семиреченским вице-губернатором, с главной задачей – подавить Среднеазиатское восстание 1916 г.. Вскоре, он становится помощником военного губернатора Туркестана и командующим всеми силами по подавлению мятежа, решительно и жестоко громит банды мятежников с минимальными для российских сил потерями, восстанавливает власть России в Туркестане. Февральская революция заставляет Иванова покинуть этот пост и встать во главе Отдельной Сибирской казачьей бригады (с 13.11.1917), которую в январе 1918г он и привел в Петропавловск на расформирование. С установлением Советской власти, Иванов стал одним из руководителей антисоветского подполья по всей Степной Сибири, где принял псевдоним «Ринов». Возглавил антисоветское восстание в Омске, руководил успешным боем под Марьяновкой, после чего стал командиром вновь формирующегося Степного корпуса. В июле 1918 года избран Войсковым Атаманом Сибирского казачьего войска, одновременно служа на различных должностях (комкор, военный министр, командарм, помощник по военной части) во Временном Сибирском правительстве. Руководил подавлением антиколчаковского восстания в Омске в декабре 1918г и расправой над членами Учредительного Собрания, после чего был отправлен в Приамурский ВО, где сформировал пехотную дивизию, казачью бригаду, артиллерийские и инженерные части. Одновременно, не чурался и местных интриг, ловко лавируя между Колчаком, Семеновым и японцами, но в целом способствуя замирению Читы и Омска. В начале мая 1919 г., он, своими резкими, способствовавшими разжиганию большевизма действиями в Приамурье, вызвал большое недовольство, был отозван и сдав свои посты во Владивостоке, вернулся в Омск, где приступил к формированию Сибирского казачьего корпуса. Со времен подполья, Войсковой Атаман носил двойную фамилию, присоединив к себе псевдоним – «Ринов». На момент событий, сыгравших в его жизни переломную роль, ему было уже пятьдесят лет. К середине сентября 1919 года, Сибирский казачий корпус вел успешные бои на Горькой Линии, продвигаясь на запад. Тем временем, пока сибирцы брали одну станицу за другой, в штабе фронта, против них разгорался нешуточный скандал. 19 сентября 1919 года, комкор Иванов-Ринов был обвинен в неисполнении боевых приказов и срыве конного рейда в тыл противника, после чего отстранен от командования корпусом. Специальный приказ об этом, за подписью командующего фронтом генерала Дитерихса, был оглашен во всех частях. Позор был велик. С этого момента, даже офицеры сражавшиеся на другом краю Восточного фронта, стали утверждать, что главной причиной провала наступления, стали неудачные действия сибирских казаков под предводительством их Войскового Атамана. И хотя уже через несколько дней, 24 сентября 1919 года, опальный комкор был вновь восстановлен в должности, с этого времени в глазах всех современников и всей последующей историографии на него была возложена ответственность за срыв конного рейда по тылам красных, а вместе с тем, и за проигранную в связи с этим операцию. Особенно не щадил Войскового Атамана, испытывавший к нему личную неприязнь, военный министр Сибирского Правительства барон Будберг. Его оценки, буквально пестрят уничижительными эпитетами - «…получил от адмирала Георгиевский крест за первый успех своего корпуса, а затем почил на лаврах…, последний наш козырь, попав в руки этого полицейского ничтожества и очевидного труса, пропал». Сходную оценку Войсковому Атаману, дает и генерал Филатьев. Он пишет: «…бывший полицейский пристав в Туркестане, типичный полицейский ярыжка, никакого понятия о военном деле не имевший, но чрезвычайно искусный в интригах, и много повредивший, всему Сибирскому делу… полицейская ищейка Иванов-Ринов, не имеет никакого понятия о командовании войсками…», в результате чего собранные им сибирские казаки «…никакой пользы не принесли, потому что, взявшийся ими командовать Иванов-Ринов, обнаружил полное неумение, выполнить поставленную ему генералом Дитерихсом задачу». Об «очень большой пассивности» конного корпуса, указывает в своих мемуарах и непосредственный начальник Иванова-Ринова – командующий 3-й армией генерал Константин Сахаров. Даже сугубо штатский человек – товарищ председателя Совета Министров Г.К.Гинс пишет, что рейд сибирских казаков сорвался, потому что Иванов-Ринов самовольно остановил свой корпус на дневку. «Этот день отдыха, погубил весь план», - восклицает автор. Но насколько справедливы, все эти, основанные на приказе генерала Дитерихса обвинения? Теплый июльский день 1919 года плыл над степью. Был самый конец сенокосной поры. В станицах, казачьих поселках и деревушках переселенцев на улицах тихо. В сонной дремоте, мирно лежали казачьи курени и крестьянские избы – все мужчины на полевых работах. По горизонту раскинулось дымчатое, полумглистое от жаркого ветра небо. В один из вечеров, по скотопрогонному тракту, мчался на полном карьере всадник в походной казачьей форме. У острия устремленной ввысь пики, пылало жаркое пламя бушевавшего на ветру флажка. Он означал всеобщий «сполох» в линейных станицах. Уже через час, станичные правления превратились в настоящие штабы. На привязях вокруг зданий стояли оседланные кони. А самих казаков просто не узнать! Все при шашках, фуражки у всех по-ухарски набекрень, а сами казаки, словно стали более стройными, лихими, боевитыми, с острыми горящими глазами. Орлы боевые! Даже старики и те помолодели, и выглядели как бойцовские петухи. Все готовились к походу и всю вторую половину августа, в район Петропавловска, по железной дороге и конным порядком, спешно стягивались казачьи сотни. 18 августа 1919 года, в разговоре с министром внутренних дел В.Н. Пепеляевым, войсковой атаман П.П. Иванов-Ринов обещал к 1 сентября выставить четыре дивизии, а в них — «18 тысяч сабель и штыков». Видимо первоначально, в состав конного корпуса, планировалось включить уже действовавшую на фронте 2-ю Сибирскую казачью дивизию, добавив к ней три вновь формировавшиеся дивизии. Военный министр барон Будберг писал в те дни, о планах собрать «…конную массу до десяти тысяч шашек». Итак, главную ударную силу корпуса должны были составлять четыре конные дивизии. Каждая из них, помимо трех конных полков, должна была иметь в своем составе одну конно-саперную сотню, пулеметную команду из 8 пулеметов, артиллерийский дивизион из трех батарей, команду связи и пластунский батальон. При штабе корпуса, формировалась Отдельная Атаманская сотня, под командованием подъесаула С.А.Огаркова. По некоторым данным, рассматривалась даже возможность, включить в состав корпуса все действовавшие на фронте конные части – как казачьи, так и регулярные, собрав чуть ли не конную армию. Что же в реальности удалось сделать? К 23 августа 1919 года, все девять новых казачьих полков были сформированы. Сибирцы не подвели, быстро откликнувшись на призыв Войскового Атамана. Шесть из них, - 7-й (6 сотен), 8-й (4 сотни), 10-й (6 сотен), 11-й (5 сотен), 13-й (6 сотен) и 14-й (4 сотни) Сибирские казачьи полки с 6 пулеметными командами, были сосредоточены в районе города Петропавловск. Всего, собралось 30 конных сотен, то есть по штатам, более 4500 тысяч шашек, при 48 пулеметах. Из-за начавшихся в августе 1919 года, крестьянских восстаний на Алтае, 12-й и 15-й Сибирские казачьи полки были оставлены в г.Усть-Каменногорске и в состав корпуса так и не вошли. Кроме того, 6-й и 9-й Сибирские казачьи полки находились в городе Омске, на случай предотвращения, уже дважды случавшихся там большевистских восстаний. Это серьезно ослабило корпус, уменьшив его силы сразу на четыре полка. Кроме того, 2-я Сибирская казачья дивизия, да впрочем, и не одна из конных частей, так и не была выведены с фронта и в состав корпуса так же не вошли. То есть, реальный состав Войскового корпуса, не достигал и трети от того количества сабель, на которое рассчитывало белое командование, планируя свое наступление. Однако, это еще было не самое страшное. Хуже всего, что ни один из трех артиллерийских дивизионов, которые полагалось иметь при каждой дивизии, к началу наступления так и не был сформирован. В мировую войну, у сибирцев был только один действующий артдивизион. Войско элементарно не располагало кадрами артиллеристов, еще для четырех дивизионов. Значительное время, предстояло уделить подбору и обучению людей, слаживанию частей. Еще большей проблемой, было обеспечение орудиями, специальным снаряжением и лошадьми. Потому нет ничего удивительного, что формирование батарей затянулось и не могло успеть в сроки, предусмотренные планом наступления. В наличии имелся, лишь созданный ранее 1-й Сибирский казачий артиллерийский дивизион, под командованием есаула Калачева. Его 1-я батарея, под командованием есаула А.С.Постникова, сражалась в составе 1-й Сибирской казачьей дивизии, а 2-я батарея, под командованием есаула В.И.Федотова, в конце августа 1919 года, стояла на переформировании под Омском. Артиллеристы уже имели полный комплект орудий, зарядных ящиков, запасных лафетов, шанцевого инструмента и телефонов, а так же угломеры, походные кухни, санитарные повозки, получили пополнение людьми и начали получать лошадей, артиллерийскую амуницию для упряжек, седла для казаков, повозки для обоза. Пополнение конного состава для орудийных упряжек и зарядных ящиков, батарейцы получили из Томской губернии. Это были заранее отобранные прекрасные лошади — рослые и сильные. Несколько дней ушло на разбивку коней по упряжкам, что было сложным делом: отбирались подходящие лошади для орудий и зарядных ящиков, из них составлялись пары по силе, характеру и масти. Затем началась, так называемая «съездка» лошадей: сначала просто в амуниции, потом с передками и, наконец, с полным грузом. По сути, к моменту отправки на фронт, люди и кони еще не притерлись друг к другу, не «съездились». Толком не успели даже подогнать часть конной амуниции, что грозило быстрой потерей конского состава. Пришлось устранять неисправности на ходу: на ночевках и дневках. Понимая невозможность успеть с формированием артиллерийских дивизионов, 2-ю батарею передали для Войскового корпуса, а 1-ю батарею повзводно разделили между 1-й и 2-й Сибирскими казачьими дивизиями. Таким образом, вместо 44 собственных орудий, запланированных штатами, Сибирский казачий корпус получил всего 4 пушки. И уж совсем отвратительно, дело обстояло с пехотными формированиями. Первоначально, из-за нехватки казачьего населения, пластунские батальоны, которые по штатам должны были быть при каждой дивизии, планировалось сформировать из городского населения Акмолинской и Семипалатинской областей, а так же не казачьего населения, проживавшего на территории Сибирского казачьего войска. По штатному расписанию, в каждом пластунском батальоне, должно было быть 48 офицеров, 6 чиновников, 1227 штыков, 85 невооруженных и 192 нестроевых чинов. Однако, сразу же стало ясно, что призывников просто не хватит, так как мобилизационные ресурсы Степного Края, уже были значительно исчерпаны предшествующими мобилизациями. Попытка сформировать пластунов из солдат-карпаторуссов, так же провалилась. В результате, к началу наступления, в 4-м Сибирском пластунском батальоне имелся лишь офицерский кадр, но совершенно не было солдат. Лишь к октябрю, прибыло несколько партий мобилизованных из Петропавловска и Тюкалинска, значительная часть которых, оказалась негодной к несению воинской службы, а остальные требовали длительного обучения «с нуля». В результате, выйдя на фронт, Войсковой Сибирский казачий корпус не имел абсолютно никакой пехоты. Отсутствие артиллерии и стрелков, резко ослабляло ударную силу конницы. Фактически, создать предусмотренное планом наступления крупное кавалерийско- стрелковое соединение с сильной артиллерией, так и не удалось. Хотя формально, силы для такого формирования имелись. В общей сложности, на фронте только 3-й армии, к осени 1919 года находилось 16 конных полков, в том числе, отличавшаяся своим сильным воинским духом Волжская кавбригада. Еще четыре конные дивизии и несколько отдельных полков, действовали в составе 1-й и 2-й белых армий. Создай белое командование, из всех этих частей единое подразделение - получилась бы целая конная армия. И такие планы, очевидно первоначально существовали. Недаром военный министр барон Будберг, после разговора с генералом Дитерихсом, записал 11 августа 1919 года в своем дневнике, что на левом фланге 3-й армии, будут сосредоточены «все конные части», в том числе и «все казаки». Но реализовать эти планы на практике, оказалось невозможно. Снимаемые с фронта части, просто некем было бы заменить. Да и редкий начальник, согласится добровольно уступить свое конное подразделение. В результате, конница белых так и осталась разбросанной по всему фронту мелкими группами. В итоге, корпус получился недоформированным и недоснаряженным. Вина же за это, целиком ложиться на штаб Восточного фронта, который и возглавлял, один из главных впоследующем обвинителей Войскового Атамана – генерал Дитерихс. Именно он, должен был просчитать имевшуюся в наличии людскую и материальную базу, увязав ее со сроками формирования новых частей и планами командования.
Ответов - 57, стр:
1 2 3 All
Олег В: Оно вообще было плохо подготовлено, но на удивление удачно началось, то последнее белое наступление осени 1919-го года. Причина успеха крылась в мужестве этих людей. Полки, равные по численности батальонам, громили вдвое и втрое превосходящего противника. Уже в первые дни операции, к вечеру 3 сентября 1919 года, весь правый фланг 5-й армии Тухачевского, фактически перестал существовать, а фронт на ее участке был прорван. Весь район от Пресновки до Пресногорьковки, на протяжении сотни верст, оказался открыт для удара. Это давало блестящие возможности, для прорыва казачьей конницы в тыл противнику. Казаки на тот момент, легко могли занять важнейшие волостные центры, перерезав красным пути отхода на запад. Наступило тот самое время, ради которого и создавался конный корпус. Где же он был? По свидетельству Е.М.Красноусова, их 2-я Сибирская казачья батарея, лишь 30 августа 1919 года, выступила из станицы Новой, для погрузки в эшелоны на станцию Омск-Товарный. 3 сентября 1919 года батарейцы прибыли в Петропавловск. При этом, из воспоминаний Красноусова выясняется, что весь конный корпус ожидал их прибытия, стоя в бездействии в районе Петропавловска. Впрочем, и сам штаб корпуса, только 30 августа 1919 года отбыл из Омска к своим частям. Таким образом, к моменту, когда удар конного корпуса, мог бы иметь наибольшее значение на фронте, его части еще стояли в тылу и даже не были развернуты в исходных районах. Узнав, что «…наступление начато, не дожидаясь не то что развертывания, а даже сбора частей конного корпуса…», по его собственному признанию, военный министр барон Будберг - «ужаснулся». В своем «Дневнике», он записал: «…не хочется даже верить в возможность столь чудовищной оплошности…отказываюсь понимать поведение Дитерихса, как мог допустить этого Андогский, который по званию профессора военной академии, обязан понимать, что значит подготовка к операции и удачное для нее развертывание». В данном случае, оценка Будберга полностью верна. Достигнутый белыми войсками успех на правом фланге, при всей его внешней эффектности, носил все же частный характер. Основные силы 5-й армии Тухачевского еще сохранились. Лишь сильная конница, могла превратить неудачу красных в их полный разгром. Если бы в этот момент, в прорыв был введен Войсковой Сибирский казачий корпус, победа армии генерала Сахарова, была бы обеспечена. С утра 4 сентября 1919 года, наступило наиболее удобное время для конного удара. Но именно в этот момент, крупной конной силы в распоряжении белого командования так и не оказалось. Имевшаяся конница, была разбросана отдельными полками и бригадами по всему фронту, а Войсковой Сибирский казачий корпус находился в тылу, в двух-трех переходах от линии фронта. Это был провал всего плана наступления. Предоставившаяся блестящая возможность, так и не была использована. После этого, сразу же можно было считать, что вся операция ничего не даст, кроме некоторого выигрыша времени, купленного изматыванием сил собственной армии. Был упущен последний и единственный шанс на перелом хода кампании. Но по какой причине, корпус так долго стоял в бездействии, а его штаб и артиллерия, так поздно прибыли к своим частям? Что касается артиллеристов, то тут более-менее понятно – они достаточно поздно получили снаряжение и конный состав, и просто физически не могли успеть прибыть в срок на театр боевых действий. Впрочем, за своевременное снабжение частей и их переброску на фронт, как раз и были ответственны штаб Восточного фронта и ведомство барона Будберга. Но что мешало своевременно прибыть на фронт штабу корпуса и повести свои части в бой? Косвенный ответ на этот вопрос, дают показания взятых в боях казаков. С их слов, к началу наступления корпус был фактически безоружен, получив винтовки лишь в первых числах сентября. Уж не их ли «выбиванием» и занимался столь длительное время в Омске штаб Иванова- Ринова? И действительно, какой командир поведет в бой солдат, не снабдив их предварительно оружием и патронами? Не с пиками же идти на пулеметы… Вина в этом срыве снабжения, лежит пожалуй, на самом яростном критике комкора - военном министре Будберге, обязанным по своей должности, заниматься снабжением сражающихся на фронте частей. В результате, лишь к исходу 6 сентября 1919 года, через неделю после начала белого наступления, сибирские казаки вышли в исходный для них район - в долину реки Ишим у станиц Боголюбово, Новоникольская и села Явленное. Это и была та линия развертывания, с которой корпус по первоначальному плану, должен был устремиться по вражеским тылам на Курган. К этому времени, наиболее благоприятное время для конного рейда, было уже упущено. Расстроенная линия фронта 5-й красной армии восстановилась. 26-я красная дивизия занимала непрерывную оборону южнее линии железной дороги, а ее правый фланг в полосе петропавловского тракта, надежно прикрывала ударная группа 5-й и 35-й дивизий. Не было даже промежутка, через который полки корпуса могли бы выйти в красные тылы. Это прекрасно понимал военный министр барон Будберг. В своем дневнике от 8 сентября 1919 года он записал: «Настоящий момент, для нанесения удара конным корпусом, уже упущен, ибо если бы Иванов- Ринов, вышел в тылы красного правого фланга, в то время, когда фронт красных был разбит наступлением третьей армии, то результаты могли быть потрясающими и отозвались бы на исходе всей кампании…». К тому же, при выдвижении на фронт, первоочередной задачей корпуса было содействие в уничтожении ударной группы красных, наступавшей по Петропавловскому тракту. Лишь после этого сибирским казакам, надлежало догнав фронт, обогнуть красный фланг там, где представится на то возможность и выйти противнику в тыл. Решение было принято и Войсковой Сибирский казачий корпус двинулся к фронту форсированным маршем, делая по 60 и более верст в сутки. Вскоре, последовал ряд жестоких, но успешных боев и к середине сентября 1919 года, большая часть станиц Горькой Линии, была уже освобождена от красных. При этом, по свидетельству Будберга, комкор Иванов-Ринов не исполнил шесть ежедневных приказов Дитерихса, о начале рейда в тыл противника. Более того, по воспоминаниям начальника разведки фронта генерала Рябикова, 17 сентября 1919 года, генерал Дитерихс получил донесение об остановке конного корпуса на день, в связи с утомленным состоянием коней. Именно это и стало последней каплей в конфликте. По свидетельству Рябикова, генерал Дитерихс, «…пришел в сильное раздражение, обычно не характерное для этого, на редкость спокойного человека» и приказал немедленно подготовить телеграмму, об отстранении Иванова-Ринова от должности комкора. Очевидно во многом, на это решение, наложился и сугубо субъективный фактор. В армейских кругах бытовало мнение, что Иванов-Ринов назначен на пост комкора, скажем так, не совсем заслуженно. По свидетельству современников, его кандидатура была не единственной на эту должность. Многие из фронтовых офицеров склонялись к тому, что руководить казачьим рейдом, следовало назначить прославленного генерала Каппеля. Еще в августе 1919 года, при решении вопроса о том, какой кандидатуре – Каппелю или Иванову-Ринову, следует отдать предпочтение на должность командира казачьего корпуса, тот же Будберг писал: «К сожалению, у нас нет … кавалерийского начальника. Наиболее подходит, для такой роли генерал Каппель, обладающий всеми необходимыми для этого качествами. Но горе в том, что возглавление этого корпуса уже предрешено, внеконкурсной кандидатурой генерала Иванова-Ринова, давно уже мечтающего, о победных лаврах и о выдвижении в местные Бонапарты. Это аннулирует совершенно, боевое значение конного корпуса, ибо нигде, как в кавалерии, успех не зависит так, от боевых качеств ее начальника… Какой же кавалерийский начальник может получиться из этого полицейского выскочки, очень компетентного по части пресечений и нагаечно- зубодробительных усмирений, но полного нуля во всем, что касается боевого руководства вообще». Уже после утверждения Иванова-Ринова на должность комкора, Будберг язвительно заявляет: «…главная надежда на конницу и на то, что командование ею Иванова-Ринова, не испортит дела. На искусство Иванова-Ринова, как кавалерийского начальника, рассчитывать не приходится, и вся надежда, на его честолюбие и жажду воинской славы». В этих строках, явно прослеживается личная неприязнь автора к Атаману. Вот более объективное мнение офицера Павловского: «Главными кандидатурами, были сибирский казачий атаман Иванов-Ринов и Каппель. В пользу первого, высказывалось большинство высших казачьих офицеров, хотя он и имел, главным образом, лишь полицейско-административный опыт. В пользу второго, настоящего кавалерийского офицера, высказывались многие генералы фронта, а также высшие чины Военного ведомства, во главе с военным министром Будбергом. Победила кандидатура Иванова-Ринова, во многом из-за того, что Капель, во второй половине августа 1919 года заболел дизентерией, что автоматически исключало его кандидатуру, из руководителей рейда по тылам красных». Таким образом, назначение Иванова-Ринова на должность комкора, отнюдь не было следствием только лишь его интриг. Не справедливы и обвинения в полном отсутствии у Войскового Атамана воинских знаний. Как видно из его биографии, Иванов-Ринов имел опыт Германской войны, где командовал конным полком и бригадой. Но выдающийся кавалерийский начальник — это вообще большая редкость, хотя в кавалерии все зависит именно от него. Хороший начальник достигнет успеха даже с посредственной частью, а плохой - ничего не добьется с прекрасными полками. Хорошие начальники редки. Требовать же идеалов от обыкновенных командиров нельзя. По сути, это лидер особого, кавалерийского типа, с особым чутьем. Он должен разбираться в обстановке и настроении войск, быть способен быстро принимать самые смелые решения. Таких командиров единицы, а у белых на Восточном фронте, таковым был лишь Каппель, таланты которого ценили все белые генералы. Но к сожалению, он просто физически не мог быть назначен на эту должность. В результате, белая конница работала скромно, без особо громких блестящих дел, упорно, постоянно и беззаветно. Более всего, во всей этой истории с отстранением, поражает вопиющее непонимание штабными «стратегами» и омскими тыловыми чиновниками фронтовых реалий. Двигаясь на фронт, полки корпуса за три дня прошли форсированными маршами, около двухсот километров, от города Петропавловска и реки Ишим, до Пресновки и Островки. По воспоминаниям Красноусова, казаки шли к фронту под моросящим осенним дождем, промокшие насквозь, по дороге напоминающей собой «сплошное болото». Зарядившие всю первую половину сентября дожди, привели к тому, что по воспоминаниям современников, «…дороги так развезло, что продвигаться, можно было только с чрезвычайной медлительностью». Мелкие сентябрьские дожди «… растворили почву и дороги стали тяжелыми для движения… превращены в сплошную грязь, по которой можно было тащиться с большим трудом. Пешеходы еле вытаскивали ноги, двигаться ночью по лесу вне дорог, было невозможно». Такое передвижение быстро изматывало лошадей, для восполнения сил которых, требовались обильный и хороший фураж, и более длительный отдых. Однако, по свидетельству Гинса, «…вопреки ожиданиям, овса оказалось не так много, как на это рассчитывали...». И это не удивительно. По Петропавловскому и Курганскому уездам, фронт прокатывался уже второй раз. Значительная часть фуража и хлеба, была съедена ранее отступавшими и наступавшими войсками, а «богатая местными средствами местность», была лишь в представлении находившегося в Омске Будберга. В результате, по признанию Красноусова, уже к середине сентября 1919 года, лошади их батареи были настолько утомлены, что часть орудий даже не участвовала в боях, так как их просто не на чем было перевозить. И это – при общей нехватке артиллерии у казаков!
Олег В: Иногда, воспоминания современников, просто поражают своим незнанием. Так, например, генерал Филатьев пишет о том, что 10 сентября 1919 года, части Сибирского казачьего корпуса, вместо нанесения удара и прорыва в тыл 5-й красной армии Тухачевского, встали на трехдневный отдых, да еще якобы, с согласия самого Колчака. В данном случае, автор крупно заблуждается. Никакого отдыха, да еще и трехдневного, у казаков не было. Всю вторую половину дня 9 сентября 1919 года, после разгрома целой красной бригады под Пресновкой и Островкой, корпус вел бои с 307-м красным полком за казачьи поселки Екатериновка и Усердное. К исходу дня, его дивизии и тыловые части, были разбросаны на 30-ть с лишним верст, от Новорыбинки до Островки. Их надо было собрать воедино, похоронить убитых, отправить в тыл раненых, организовать охрану пленных, учесть трофеи и распределить взятые боеприпасы. Наконец, лошадям необходимо было просто отдохнуть, иначе вся сила корпуса сводилась к нулю. Видимо потому, адмирал Колчак и разрешил, по свидетельству Филатьева, отдых частям корпуса, отправив соответствующую телеграмму Дитерихсу. Но в действительности, несмотря на это, ситуация на фронте не позволила даже перевести дух. Уже на следующий день, 10 сентября 1919 года, едва начав свой рейд, казаки тут же столкнулись с наступавшими из Кабаньего красными. После этого, целую неделю, бои на фронте корпуса идут ежедневно и беспрерывно. Малейшее ослабление натиска, приводит к немедленному возобновлению наступления красных по тракту. Вряд ли здесь, справедливо утверждение Будберга, что «…казаки увлеклись преследованием разбитой ими красной бригады и ушли куда-то в сторону», а их стоянка на отдыхе, была только в представлении сидевшего в тылу генерала Филатьева. Но еще более удивительно другое. По свидетельству Будберга, в штаб Иванова-Ринова, начиная с 11 сентября 1919 года, ежедневно приходили директивы командующего фронтом Дитерихса, с требованием немедленно начать с корпусом конный рейд в тыл армии Тухачевского. Чтобы оценить все непонимание комфронтом сложившейся на фронте обстановки, необходимо учесть, что Сибирский казачий корпус являлся единственной воинской частью, ведущей бои в районе Петропавловского тракта, против возникавших один за другим красных стрелковых полков 35-й дивизии. Уход корпуса в рейд, повлек бы полное оголение этого участка и беспрепятственный охват противником, всего левого фланга белой армии. Заменить казаков было просто не кем. Слабая численно Партизанская группа вела бои севернее тракта, а егеря Глудкина и небольшие части Партизанской кавдивизии Анненкова, стали прибывать лишь на фронт лишь с 14 сентября 1919 года, при чем, почти сразу же, так же перебрасывались севернее тракта. Выдвижения же на фронт Степной армейской группы генерала Лебедева, вообще не произошло. Ну и о какой, упоминаемой генералом Сахаровым «пассивности» может идти речь, когда корпус оставаясь в полном одиночестве, без какой-либо поддержки, фактически не выходил из боев? И хотя, на взгляд военных теоретиков, «…решительный выход конного корпуса к Кургану и к тылу красных по линии Тобола, способен привести к полному разгрому красных. На нем зиждутся все судьбы Сибири. Его успех - это полное выпрямление почти безнадежного положения». Но фронтовая реальность оказалось совершенно иной. Несмотря на оглушительный успех под Пресновкой и Островкой, перед казаками по-прежнему, был сильный противник, который продолжал наступать и беспрерывно наращивал силы за счет подводимых резервов. Это понимали все сражающиеся в рядах корпуса. Как писал Красноусов, штаб корпуса и Войсковой Атаман отказались выполнить приказ штаба армии о рейде в тыл красных, считая это мероприятие не соответствующим боевой обстановке данного момента, совершенно бессмысленным и невыполнимым. Удивительно, но это упорно не понимал генерал Дитерихс. На все объяснения Иванова-Ринова, о невозможности оголения фронта и немедленного выполнения приказа о начале рейда, генерал Дитерихс в раздражении написал комкору: «Пока вместо исполнения возложенной на вас прямой задачи — действия по тылам противника, оперирующего против 3-й армии, — вы входите в обсуждение вопросов вас не касающихся…». Комментарии, как говорится, излишни. Ну и наконец, с легкой руки Будберга, сложился устойчивый миф, о якобы имевшихся чрезвычайно благоприятных обстоятельствах для конного рейда. 11 сентября 1919 года военный министр писал: «… трудно представить себе более благоприятное для конной массы положение, чем то, в котором он теперь находится. У него 7,5 тысяч шашек на свежих конях, большинство личного состава - старые, опытные казаки, уже бывшие на войне, его корпус находится на обнаженном фланге красных войск, уже совершенно расшатанном двухнедельными боями и нанесенными ему ударами, корпусу открыт весь лежащий перед ним тыл Красной армии, на фронт которой навалились наши войска, местность ровная, идеальная для действий конных масс и богатая местными средствами, ...судьба очередного часа России в руках Иванова- Ринова». Про «свежих» коней, после многокилометровых переходов в дождь по грязи и про семь с половиной тысяч никогда не собиравшихся вместе сабель, уже упоминалось. Но действительно, - а было ли у Сибирского казачьего корпуса, после боев под Островкой и в Пресновке, «благоприятное для конной массы положение», как полагал генерал Будберг? Действительно ли, корпус находился «на обнаженном фланге» 5-й советской армии и все красные тылы, были перед ним как на ладони? Где, собственно говоря, в каком именно месте, конный корпус должен был прорваться в тыл красных? Анализ ежедневной фронтовой обстановки однозначно свидетельствует, что благоприятный момент для начала конного рейда, к 9 сентября 1919 года, в целом был уже упущен. Кстати, об этом еще ранее упоминал и сам Будберг. Начиная с 6 сентября 1919 года, части красных 35-й, 5-й и 26-й дивизий, занимали прочную линию обороны от полосы тракта до линии железной дороги. Бои 8 и 9 сентября 1919 года, несмотря на одержанную в них ошеломляющую победу, не изменили принципиально эту ситуацию. У Пресновки и Островки, была разгромлена лишь часть красной ударной группы. Не попавшие в окружение 307-й и 311-й красные полки, продолжали надежно прикрывать тракт, и необходимо было принимать против них меры. С 10 по 12 сентября 1919 года, корпус вел бои с 307-м полком у казачьего поселка Кабаний, фактически продолжая задачу по разгрому ударной группы красных. Уйти в рейд, оставив в тылу корпуса ни кем не сдерживаемого сильного врага было невозможно, ибо первоначальная победа тогда, обернулась бы тот час неминуемым поражением. Да и после победы у Кабаньего, выяснилось, что все дороги на север, уже перекрыты бригадой 5-й красной дивизии, а по тракту с запада подходил свежий 311-й красный полк. Таким образом, чтобы ринуться в рейд по вражеским тылам, корпусу сначала было необходимо пробить брешь в боевых порядках красных, после чего обойти их фланг. Этим Иванов-Ринов и был занят. 13 сентября 1919 года, сибирские казаки ведут кровопролитные бои у казачьих поселков Пресноредуть и Камышловка, после которых тут же пытаются нащупать брешь в красном фронте, в районе деревень Воздвиженка, Успенка и Чулошное. Но все пути здесь, по прежнему перерыты частями 5-й стрелковой дивизии противника. Для штурма ее позиций, ни пехоты, ни артиллерии у корпуса не было. Корпус не имел возможности оперировать, комбинируя действия различных родов оружия – у него их фактически не было. Казаки были вынуждены наступать, сочетая лобовые удары и фланговые охваты. При этом, часть полков спешивалась и наступала цепями, а большая часть, обходила позиции противника справа и слева, выходя в конном строю на 3-4 версты в тыл, чем заставляли отходить, очутившиеся в окружении красные части, нападая при этом на их обозы. Как писал Красноусов, «… мы очень сожалели, что у нас не было пехоты…». По условиям местности, следующую попытку прорыва в тыл красных, можно было предпринять, лишь овладев станицей Пресногорьковской, используя идущие от нее на север дороги. Так Иванов-Ринов и поступает. 15 сентября 1919 года казачьи дивизии с боем занимают Пресногорьковку, отбрасывая красных, аж за речку Алабугу. Но воспользоваться удобным положением, вновь не пришлось. Почти сразу же, с севера подходят целых три свежих красных полка. Один из них (309-й полк), перекрывает для корпуса свободную дорогу к Тоболу на село Нижнеалабугское, а еще два полка 2-й бригады 21-й дивизии занимают все дороги ведущие на север. Дать в таких условиях, отдых на пол-дня измученным людям и коням, было самым разумным решением, поскольку найти хоть какую-то брешь для прорыва в красные тылы, сибирцы просто не могли. Разумеется, эти полдня отдыха, никак не могли «погубить весь план», как о том пишет не знакомый с военной обстановкой Гинс. Таким образом, никакого «раздолья», в виде слабости противника, благоприятной погоды, хороших дорог и богатства местных средств, у казаков не было. Шла тяжелая маневренная борьба по фронту, изматывавшая каждодневными боями и маневрами силы людей и лошадей. А для удачного конного рейда, нужна более или менее свежая кавалерия. Вот в этих то условиях, на Иванова-Ринова и обрушился весь гнев штаба фронта. Насколько он был справедлив – судить читателю. Итак, почему же корпус не совершил рейд на Курган? Почему не вышло у сибирцев, лихое кавалерийское дело? Ответ напрашивается сам собой: их Войсковой корпус был связан боями, не имел в своем составе сильной пехоты и артиллерии, а так же, ему не кому было передать свой участок фронта. Но самое главное – к моменту выхода казаков на фронт, уже было упущено время для такого рейда, а сама обстановка исключала возможность прорыва в красные тылы. Вина за то, что наступление пришлось начинать, когда казаки-сибирцы еще не были готовы к боям, лежит целиком на готовившим операцию генерале Дитерихсе, а так же, на самом яростном критике Войскового Атамана - военном министре Будберге, обязанным по своей должности, заниматься снабжением сражающихся на фронте частей. И хотя появление сибирцев на правом фланге решающим образом сказалось на обстановке, но не доведенное до конца продолжением рейда по красным тылам, оно спасло армию Тухачевского от разгрома. В результате, вступление Войскового корпуса в борьбу кардинально не изменило расстановки сил на фронте, так как основная цель операции достигнута так и не была: казачья конница не вырвалась на оперативный простор. Таким образом, единственное имевшееся у белого командования преимущество над противником, так и не было использовано, поскольку конница белых, не смогла выполнить поставленные ей в плане задачи. Последняя ставка была бита. Почему же тогда, столь яростной стала критика Иванова-Ринова? Очевидно, сказалось сразу несколько факторов. При формировании корпуса, Войсковым Атаманом было громогласно заявлено, о своих грандиозных планах по «спасению фронта». В результате, на удачу казачьего рейда, стали возлагаться огромные надежды. Казакам вне очереди предоставляли имеющиеся ресурсы. Однако, реальная сила Сибирского казачьего корпуса, оказалась не соответствующей тем грандиозным целям, которые возлагались на него. Сибирцы не оправдали, возлагавшихся на них белой общественностью огромных надежд. Чем сильнее было разочарование, тем, более всеобщим, становилось раздражение против Войскового Атамана. В детали случившегося никто не вдавался и никаких объяснений не слушал. Особую роль, сыграл знаменитый приказ Дитерихса, где комкор, был объявлен виновным в срыве всей операции. Этот приказ, скрыл ошибки самого Дитерихса. Общим стало мнение, что именно из-за мнимой нерешительности Войскового Атамана сибирцев, была упущена блестящая возможность, обратить первую победу в разгром армии Тухачевского. Так громогласно объявили по всем частям. В результате, общим мнением и современников, и историков стало - казаки не оправдали надежд белого командования. Даже восстановление Войскового Атамана в должности, объяснялось современниками, как вынужденная политическая меры. Военный министр барон Будберг так и пояснял, что «…Иванов- Ринов прибыл немедленно в Омск, поднял всех своих сторонников, и по ультимативному требованию казачьей конференции, его отрешение было отменено, и он с апломбом вернулся на фронт к своему корпусу». Таким образом, слишком уж много факторов, работало против Иванова-Ринова и его Войскового корпуса. Критические оценки Будберга, Филатьева, Сахарова и иже с ними, в данном случае необъективны и несправедливы. И с того времени, ни один из историков не исследовал по настоящему блестящие и самоотверженные действия сибирской конницы Иванова-Ринова в сентябре 1919 года. А между тем, в тактическом отношении, все операции казачьего корпуса на фронте были выполнены образцово. В этих боях, Иванов-Ринов и его начдивы предстают перед нами опытными кавалерийскими начальниками, с твердой волей и с ясно поставленной себе целью. Если учесть реальное соотношение сил, а также условия, в которых протекала борьба, то следует признать, что и Войсковой Атаман, и его казаки сделали все от них зависящее для достижения победы. Вооруженные лишь легким стрелковым оружием, они полностью освободили от врага все станицы родного Войска. Но эта огульно-несправедливая критика, обрушавшаяся волной на их головы, не могла не принести свои ядовитые плоды. Возможно именно это, и подтолкнуло Иванова-Ринова уже позднее, в Китае, пойти на службу к своим злейшим врагам – большевикам и вернуться обратно в СССР. Там он и растворился в итоге, в полной безвестности, где-то на заколюченной территории, будучи заочно объявленным своими соратниками предателем и лишенным звания Войскового Атамана. Так закончилась эта история человеческой подлости и несправедливости, сломав еще одну из судеб того жестокого времени.
ardenn: Спасибо за статью! Очень сильно и аргументиоровано. Бедный Иванов-Ринов! Сколько ему досталось и от мемуаристов и от современных исследователей. У меня возник только один вопрос. Вы пишите:"Слабая численно Партизанская группа вела бои севернее тракта, а егеря Глудкина и небольшие части Партизанской кавдивизии Анненкова, стали прибывать лишь на фронт лишь с 14 сентября 1919 года, при чем, почти сразу же, так же перебрасывались севернее тракта. Выдвижения же на фронт Степной армейской группы генерала Лебедева, вообще не произошло." Но, разве отряд Доможирова, Партизанская дивизия и егеря Глудкина не составляли костяк Степной группы? Или в группе были другие части, которые не прибыли на фронт?
Олег В: Просто все приказы по этим частям (за исключением Партизанской дивизии - по ней приказов просто не видел), отдавались за подписью командира Партизанской группы. Так что роль Степной группы - для меня вообще не ясна, я по ней буквально 1-2 указания находил и то конца августа - начала сентября 1919. На фронте же, на этом направлении всем командовали Иванов-Ринов и Доможиров, которым непосредственно приказывал штаб 3-й армии
Ратник: Так может все эти части и входили в Партизанскую группу?
Олег В: Нет, Войсковой Сибказкорпус подчинялся непосредственно штабу 3-й армии, так как от него ожидали выполнения особой задачи по рейду в тыл красных, по этому корпусу я нашел буквально 1-2 оперативных приказа за середину сентября. Егеря Глудкина входили в состав Партизанской группы, им в октябре отдает приказы ее комгруппы. Что касается Партизанской дивизии, то приказов по ней так же не нашел, но в октябре ей отдает приказы так же комгруппы Партизанской, а в конце августа-начале сентября - комгруппы Степной. Впрочем, копии приказов в штаб Степной группы всегда уходили, это было необходимо для информирования отрядов действовавших в районе Кустаная.
ardenn: Честно говоря, совсем запутался. Какие же части входили в Степную группу? Кроме перечисленных выше знаю только отряды ген. Карнаухова и Перхурова (состав их не очень понятен), дивизион Ушакова, отряд Ермолаева.
Олег В: Я ее состав тоже, кроме вышеперечисленных частей, не знаю. Видимо, любая воинская часть, изначально входившая в состав Степной группы, которая попадала на фронт на Тоболе (например Партизанская дивизия), автоматически переходила в подчинение командира действовавшей на петропавловском тракте Партизанской группы. Разумеется, кроме частей действовавших в Кустанайском и Акмолинско-Атбасарском районах. Ведь штаб Степной группы, по воспоминаниям по моему Клерже, находился не на фронте, а в тылу. Еще, что касается оценок Будберга, не могу не вспомнить конфликт случившийся между ним и Молчановым в эмиграции в Америке, когда последний прямо обвинил барона в том, что тот только и мог критиковать других, но сам уклонился от участия в непосредственной борьбе.
Олег В: Еще такой момент. Я честно говоря, не знаю соподчиненность Партизанской и Степной групп. Первой из них, приказы отдавал непосредственно штаб 3-й армии, иногда в них в копиях ставился штаб Степной. Вообще же, такое впечатление, что основной задачей Степной группы стало формирование новых частей в районе Кокчетав-Атбасар. В любом случае, эта группа не была сформирована к началу сентябрьского наступления и была по сути мертворожденным образованием
Ратник: ardenn пишет: дивизион Ушакова, отряд Ермолаева. А полное название их какое было? А может быть на этом участке фронте фронтовым соединением была Партизанская группа,а стратегическим резервом,из которого по мере надобности направлялись части на фронт была соотвественно Степная группа ген.Лебедева?
ardenn: Олег В пишет: Я честно говоря, не знаю соподчиненность Партизанской и Степной групп. Степная группа, т.е.ее командующий ген.Лебедев "имел права командующего армией".
Олег В: Оперативных приказов по действиям на фронте, штаб Степной группы не отдавал, точнее я их не видел. Партизанская группа в оперативном плане подчинялась непосредственно штабу 3-й армии, а не штабу Степной группы. В целом, мое впечатление, что Степная группа так и не успела сформироваться как единое целое соединение. Ее отдельные части, по мере готовности выдвигались на фронт, где поступали в распоряжение командира Партизанской группы.
ardenn: Ратник пишет: А полное название их какое было? 1-й Конно-Егерский дивизион ротм. Ушакова. Отдельный Степной конно-партизанский отряд кап. Ермолаева.
Ратник: ardenn пишет: 1-й Конно-Егерский дивизион ротм. Ушакова. А известно его происхождение?
Ратник: Олег,а это что за часть Степной группы? 1-й Конный полк Добровольческого Отдельного Экспедиционного Отряда Отдельной Степной армейской группы (генерала Д.Лебедева).
Олег В: Не знаю, я перечня частей Степной группы нигде не встречал, только упоминания о тех, что выдвигались на фронт на Тобол, а такой части там не было.
Олег В: Но по логике, Добровольческий эксп.отряд, это видимо подразделение, которое по Филимонову планировалось направить для установления связи с правофланговыми частями Деникина. Командовал этим отрядом генерал Краморенко - будущая "Добровольческая дивизия". Мне как то встречалось, что у него было, по оценкам красного командования несколько тысяч мобилизованных кокчетавцев и акмолинцев. При этом указывалось, что они малоподготовлены. Ну, а конный полк - видимо при этой дивизии.
mihail: Подскажите, пожалуйста, в какой именно работе Филимонова идет речь о планах установления связи с правофланговыми частями Деникина? Может быть подскажите источники, где еще упоминается о формировании добровольческих отрядов генерала Крамаренко и их дальнейшей судьбе?
ardenn: Ратник пишет: А известно его происхождение? Сформирован в Кокчетаве. 1-й эскадрон из добровольцев, 2-й из Челябинского, Курганского и Петропавловского учебных эскадронов. Думаю, Олег В. может рассказать о нем намного подробнее.
Олег В: У Филимонова в "белой армии адмирала Колчака", там где он перечисляет белые части с их историей и упоминает "Добровольцев", имея в виду Добр.дивизию.
полная версия страницы