Форум » Красные партизаны » Новоселов Иван Панфилович и Рогов Григорий Федорович » Ответить
Новоселов Иван Панфилович и Рогов Григорий Федорович
ГончаровЮ.И.: Здесь будут выкладываться подлинные архивные материалы ( а не придуманные разными писателями) о предках, семье , потомках и деятельности Новоселова Ивана Панфиловича(05(17).09.1885-26.05.1923?) и Рогова Григория Федоровича(13(25).03.1881-03.07.1020).Вначале с купюрами, а после выхода печатной работы - в полном объеме. Новоселов Иван Панфилович. Снимок ок.1907г.( с купюрами) Рогов Григорий Федорович
ГончаровЮ.И.: Продолжение работы В.И.Шишкина
ГончаровЮ.И.: Найдена метрическая запись о рождении Рогова Григория Федоровича. Все названные за последние более 100 лет даты его рождения не соответствовали действительности. Со временем опубликую без купюр.
barnaulets: Так он старше или моложе, чем считалось?
ГончаровЮ.И.: Старше!
barnaulets: Может тему уже пора переименовать в "Рогов и Новоселов" (или что-то вроде этого)? Поскольку она получилась шире заявленной изначально.
ГончаровЮ.И.: Андей, я думаю надо переименовать (добавить и Рогов Григорий Федорович), т.к их судьбы переплелись и тема расширяется.Я добавлю в первый пост.
ГончаровЮ.И.: Изменил название темы
ГончаровЮ.И.: окончание статьи Шишкина В.И.
ГончаровЮ.И.: Практически вся известная на сегодняшний день биография Г.Ф.Рогова до 1919г. составлена по слухам Согласно документов:. 1.родители Рогова не переселялись из Томской губернии в Мариинскую волость, т.к Мариинской волости тогда не существовало. а переселялись прямо из Тульской в Томскую губернию и в другую волость. 2.Рогов не родился в 1883г. 3.Он не призывался в армию в 1900г. 4.он не имел Георгиевских Крестов ( на сегодняшний момент-Ю.Г.) 5.он не увольнялся из армии в 1907г. 6.он не был фельдфебелем после РЯВ 7.его брат Игнатий не погибал в ПМВ. 8.Его сыну не было в 1919г.-14 лет и т.д. и т.п.
Ратник: А в советских изданиях его фото никогда не публиковалось?
ГончаровЮ.И.: Я ,честно говоря, не помню, чтобы в советском издании было его фото. Ещё меня удивляет, что есть всего одно фото его, при том, что семья была многочисленная.
ГончаровЮ.И.: Ниже статья В.И.Шишкина 2000 г. с развернувшимися на 180 градусов оценками. Народная повстанческая армия Степного Алтая (лето 1920 года) 14.10.2000 Шишкин В.И. • • • • 1 • • • Публикация подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (исследовательские проекты № 94–06–19181 и № 97–01–00523). Летом 1920 г. в Степном Алтае произошло вооруженное выступление, в ходе которого мятежники сформировали Народную повстанческую армию. Советские историки П. Е. Померанцев, М. А. Богданов и И. А. Абраменко попутно или специально анализировали вопросы о причинах этого восстания, его организаторах и руководителях, численности и составе мятежников, освещали боевые действия Народной повстанческой армии[1]. Однако их публикации, написанные на узкой и в основном тенденциозной источниковой базе, выполненные с использованием марксистской методологии исследования, содержат серьезные ошибки как фактического, так и концептуального характера. Последняя по времени публикация на эту тему, относящаяся к 1996 г. и принадлежащая В. Ф. Гришаеву, воспроизводит все принципиальные выводы советской историографии и только добавляет к ним фактические ошибки[2]. Поэтому в настоящей статье ставится задача внести ясность в фактическую сторону событий и предложить принципиально иную трактовку важнейших вопросов истории Народной повстанческой армии Степного Алтая. Последнее стало возможно благодаря выявлению более широкого и достоверного круга источников, а также их анализу, лишенному догматизма классового подхода и принципа партийности. В совокупности причин, вызвавших летом 1920 г. восстание в Степном Алтае, П. Е. Померанцев, М. А. Богданов и И. А. Абраменко выделяли слабость местных органов диктатуры пролетарита, высокий удельный вес кулачества, широкую сеть и активную деятельность антикоммунистического подполья, избравшего Алтай в качестве аванпоста контрреволюции. Однако принять такое объяснение в качестве научно достоверного нельзя. Первые две названные причины таковыми в действительности не являются. Их скорее нужно считать объективными обстоятельствами (условиями) общего характера, не оказавшими непосредственного воздействия на развитие анализируемых событий. Что же касается контрреволюционного подполья на Алтае, в том числе «Сибирского крестьянского союза», то масштабы его деятельности и особенно влияние на возникновение мятежа в исторической литературе необоснованно преувеличены. Реальных фактов, подтверждающих указанную точку зрения, исследователи не привели, ограничившись повторением вымыслов коммунистической пропаганды и чекистских фальшивок. Между тем лидер «Сибирского крестьянского союза» В. И. Игнатьев признавал, что летом 1920 г. «Союз» находился на положении инициативной группы и не являлся массовой крестьянской организацией: «Чистое крестьянство было лишь объектом его провокаций»[3]. Самооценка В. И. Игнатьева совпадает с мнением сотрудников штаба дислоцировавшейся на Алтае 26-й советской стрелковой дивизии, которые в обзоре о деятельности противника от 3 июля 1920 г. констатировали: «… Захваченные нами прокламации и программы „Крестьянского союза“ эсеровского толка указывают на существование какой-то организации, влияющей на вождей движения, но им, по-видимому, неизвестной»[4]. В последующем недостоверность широко растиражированной коммунистами и чекистами информации о решающей роли в восстании руководимого эсерами «Сибирского крестьянского союза» был вынужден признать председатель Сибревкома И. Н. Смирнов. В докладе, в начале 1921 г. направленном председателю Совнаркома В. И. Ленину, он писал: «Кое-где была видна рука соц[иалистов]-революционеров, но расследование показало, что соц[иалисты]-революц[ионеры], как организация, в этом восстании участия не принимали. Отдельные же их члены, плохо связанные партийной дисциплиной, вовлекались в движение»[5]. На самом деле главной причиной, вызвавшей мятеж 1920 г. в Степном Алтае, нужно считать непринятие значительной частью местного крестьянства коммунистического режима в принципе, а также ряда ключевых направлений политики РКП(б) в Сибири. На первых порах особое недовольство крестьян — и прежде всего многих бывших партизан, ранее боровшихся против белогвардейцев в партизанской армии Е. М. Мамонтова, — вызвали повсеместный роспуск избранных населением советов и замена их назначенными сверху ревкомами, состоявшими из коммунистов и им сочувствующими, расформирование самостоятельных партизанских отрядов и существовавшие в Красной Армии порядки. На это бывшие алтайские партизаны, зачисленные в ряды 5-й советской армии, ответили дезертирством из ее частей. В течение всей первой половины 1920 г. дезертирство оставалось самой серьезной проблемой для партийно-советского руководства Алтайской губернии[6]. Особенно напряженная обстановка существовала в эпицентрах бывшего антиколчаковского партизанско-повстанческого движения: в Боровской волости Барнаульского уезда[7], Каипской и Покровской волостях Славгородского уезда, в Алексеевской волости Змеиногорского уезда. В мае — июне 1920 г. ситуация в Степном Алтае обострилась. Усугубление обстановки произошло под влиянием трех главных факторов: более жестких мер, предпринятых советскими властями против дезертиров, из-за перехода к принудительному изъятию излишков продовольствия и в связи с объявлением о призыве в Красную Армию военнообязанных 1901 года рождения. Население Алексеевской волости Змеиногорского уезда, Каипской, Михайловской, Покровской, Родинской и нескольких других волостей Славгородского уезда по сути дела отказалось выполнять наложенную на него продовольственную разверстку[8]. Новобранцы Каипской волости прислали в уездный военкомат уведомление об отказе служить в Красной Армии, и еще около 600 человек не явилось на призывные пункты из Вознесенской, Волчанской, Карасукской, Ключевской, Михайловской и Покровской волостей[9]. В западной части Барнаульского уезда Ф. Д. Плотников и В. К. Чайников организовали два вооруженных отряда, открыв военные действия против местных коммунистов и продовольственных работников. В изданных многотысячными тиражами листовках партийно-советское руководство Алтайской губернии заклеймило Плотникова правым эсером и колчаковцем[10], хотя прекрасно было осведомлено о том, что ни тем ни другим он никогда не являлся. На самом деле Плотников был малограмотным крестьянином-бедняком из деревни Белово Барнаульского уезда. В августе 1917 . он был избран в Боровский волостной земельный комитет, затем стал членом Барнаульской земельной управы, кандидатом в члены управы Алтайского губернского земельного комитета и членом земельного отдела Алтайского губернского исполкома советов. Осенью 1919 г. Плотников принял участие в антиколчаковском восстании, а в партизанской армии Е. М. Мамонтова стал комиссаром 1-го Алтайского полка. После слияния алтайских партизан с частями регулярной Красной Армии около полутора месяцев служил военным комиссаром дислоцировавшегося в Барнауле 1-го запасного полка 5-й советской армии, но от этой должности был отстранен и арестован Алтайской губчека, поскольку не скрывал своего недовольства коммунистическими порядками. Из концлагеря Южно-Сибирских железнодорожных мастерских, куда он был заключен, Плотников бежал, подговорив конвоиров, за что один из них, А. Ф. Воронин, в последующем был расстрелян по приговору Алтайской губчека[11]. Свое политическое кредо Плотников изложил в воззвании к крестьянам от 15 июня 1920 г. Оно заслуживает того, чтобы быть полностью воспроизведенным: «Товарищи крестьяне! Вы уже убедились, что партия коммунистов ведет к полному уничтожению всякой частной собственности. Их лозунг: что твое — то мое, что мое — то твое. Чтобы сделать это, они расстреляли уже сотни тысяч людей, которые доказывали, что пока так жить невозможно. [Сейчас коммунисты] воюют со всеми странами и готовы воевать бесконечно. А чья проливается во всех концах [света] кровь? Наша, тов[арищи] крестьяне. Да Вы тоже, кроме расстрелов, ничего от коммунистов не дождетесь, ибо они, несмотря на то, что крестьянин питается своим трудом, считают Вас буржуями. А чтобы было так, как они хотят, они уничтожили свободу выборов, а предписывают крестьянам: выбирайте только коммунистов. Не за это, тов[арищи] крестьяне, мы боролись. Мы боролись за истинную свободу всех трудящихся. Долой насилие коммунистов. Да здравствует власть всех трудящихся. Да здравствует советская крестьянская власть»[12]. Еще более серьезный характер вскоре приняли события в Алексеевской волости Змеиногорского уезда. 29 июня в Алексеевку прибыл отряд Семипалатинского уездного комитета по борьбе с дезертирством в составе 135 штыков. Неожиданно он был окружен и подвергся нападению большого количества повстанцев. Командир советского отряда К. А. Фомин, его заместитель и около 100 красноармейцев были убиты, а остальные взяты в плен[13]. Как показало проведенное позднее расследование, нападение на советский отряд совершили крестьяне Алексеевской, Павловской и Сосновской волостей, незадолго до того тайно сформировавшие 1-й Крестьянский повстанческий полк (его командиром в советских документах называются разные люди: Ауздинов, Домбровский, Колбасников, Мясников). Организаторами полка являлись медицинский фельдшер села Сосновка Ауздинов и некто Янарцынский,какие-либо сведения о котором в источниках совершенно отсутствуют. Вдохновленные успехом, одержанным в Алексеевке, повстанцы срочно мобилизовали население Алексеевской, Бурасинской, Павловской, Ромодановской и Сосновской волостей и создали еще два полка: 2-й (командир Бойко) и 3-й Крестьянские повстанческие, — которые стали ударной силой Народной повстанческой армии. Видимо, тогда же они сформировали высшие органы военного управления: избрали военный совет штаба армии, в который вошли А. Алеско, К. Горский, Е. Демченко, К. Тандрик и П. Смирнов, а также начальника штаба (он же одновременно являлся командующим армией), которым стал крестьянин деревни Жайтанево Сосновской волости эстонец Березовский. Местом дислокации штаба армии были то Алексеевка, то Сосновка[14]. В дальнейшем во многих документах советского происхождения главным руководителем Народной повстанческой армии назывался житель села Сосновка, бывший командир 4-гоКрестьянского корпуса партизанской армии Е. М. Мамонтова М. В. Козырь. Судя по всему, это не так. Скорее всего, М. В. Козыря в это время в Сибири не было, а в восстании участвовал его родной брат Николай, занимавший должность адъютанта начальника штаба армии. Во всяком случае, именно так полагало руководство Семипалатинской губчека[15]. В начале июля 1920 г. из центра мятежа повстанческие полки двинулись в трех направлениях: в северном (на Славгород), в северо-восточном (на Барнаул) и в юго-западном (на Семипалатинск). 8 июля 1920 г. 1-й Крестьянский полк занял село Больше-Владимировка, являвшееся центром Александровской волости Семипалатинского уезда, где сформировал 12-йКрестьянский повстанческий полк (командир Смирнов). Кроме того, в этом же районе был создан 11-й повстанческий полк в Алексеевке и немногочисленные повстанческие отряды организованы в отдельных казачьих станицах и поселках, расположенных на Иртыше (в Долонской, Лебяжьей, Подпускном, Семиярской)[16]. Но наибольший успех выпал на долю 2 и 3-го Крестьянских повстанческих полков. Продвигаясь на север и северо-восток, они сначала 3 июля захватили Михайловское (Марзагул) и Ракиты, затем с боем взяли Боровой Форпост, а на следующий день заняли Усть-Волчиху (Трубину) и центр Покровской волости — село Волчиха. Затем повстанцы, потеснив небольшие отряды войск внутренней охраны, милиции и местных коммунистов, заняли большинство населенных пунктов Вознесенской, Каипской, Ключевской, Покровской и Родинской волостей Славгородского уезда[17]. Успех во многом был обусловлен благоприятным отношением к мятежникам местных крестьян. «Население, — констатируется в разведывательной сводке штаба 26-й стрелковой дивизии от 10 июля 1920 г., — встречает повстанцев сочувственно, осведомляя их об обстановке и оказывая им широкую помощь»[18]. В Михайловском и Волчихе мятежники образовали районные штабы, которые, опираясь на местные сельсоветы и волисполкомы, приступили к мобилизации мужского населения. В результате в указанном районе было дополнительно сформировано еще шесть полков: 1, 3 и 6-й Каипские (командир 1-го Каипского полка Пухов, 3-го — житель села Полуямки Жумыгин, 6-го — крестьянин-середняк села Ново-Кормиха И. Т. Стрюк), 4-й Михаловский (организатор А. Петрунин, командир Падерин, оба — жители села Михайловское), 5-йВолчихинский (организатор Гоман, командир Светлаков, оба — жители Волчихи) и 7-й Ключевский, а также 11-й сводный особого назначения кавалерийский отряд (командир — житель Михайловского Иванов). Кроме того, 11 июля из Боровской волости в Волчиху скрытно перешел отряд Плотникова[19]. Следовательно, к началу второй декады июля 1920 г. Народная повстанческая армия Степного Алтая насчитывала не 12, как указывается в разведывательных сводках и обзорах штабов советских войск, и не 8 — 9, как утверждал М. А. Богданов, а 11 повстанческих полков и несколько отрядов. Реальное наличие всех этих повстанческих формирований, кроме 11-гополка, подтверждается их последующим участием в боевых действиях. Основываясь на допросах взятых в плен мятежников, штаб 26-й советской стрелковой дивизии определял численность каждого повстанческого полка в среднем в 1200 пехотинцев и 300 конных. Тем самым расчетная величина Народной повстанческой армии должна была равняться 18 тыс. человек. Однако штаб 26-й дивизии склонялся к тому, что численность Народной повстанческой армии в действительноти не достигала этой величины и составляла только примерно 12–14 тыс. человек[20]. Советские историки П. Е. Померанцев, М. А. Богданов и И. А. Абраменко полагали, что общая численность мятежников была еще меньше, не превышая 10 тыс. человек. По нашему мнению, все эти оценки представляются явно заниженными. В оперативных документах советских войск, участвовавших в подавлении восстания, встречаются данные о численности отдельных повстанческих полков и отрядов, позволяющие составить более верное суждение о количестве мятежников. Так, общая численность 1 и 12-го Крестьянских полков определялась советским командованием в 3 тыс. пехотинцев и два эскадрона кавалерии. 1200 пехотинцев и 60 конных насчитывалось в 3-м Крестьянском полку, по одной тысяче человек — в 1, 3 и 6-м Каипском полках, две тысячи — в 7-м Ключевском полку. Противоречивые данные — от 4 до 8 тыс. человек — имеются о численности 5-го Волчихинского полка. Около 250 сабель имелось в отряде повстанцев станицы Долонская, 200 — в 11-м сводном особого назначения кавалерийском отряде, 150 — в отряде Плотникова[21]. В совокупности получается, как минимум, 14 тыс. человек. Но сюда же необходимо добавить численность еще по меньшей мере двух полноценных полков: 2-го Крестьянского и 4-го Михайловского. В итоге общее количество мятежников, входивших в начале второй декады июля 1920 г. в Народную повстанческую армию Степного Алтая, никак не могло быть менее 15 тыс. человек. Как правило, мятеж в Степном Алтае назывался советскими историками кулацко-эсеровским или белогвардейско-кулацким, а преследуемые повстанцами цели определялись как реставрация буржуазно-помещичьих порядков. Такие суждения были некритически заимствованы исследователями из коммунистической и советской печати, а также из документов, имевших пропагандистское назначение. Между тем простой здравый смысл подсказывает, что на территории полутора десятков волостей, охваченных в первых числах июля 1920 г. восстанием, не могло проживать такого количества «кулаков», «эсеров» и прочих контрреволюционеров. Напротив, для того, чтобы довести численность мятежников до 15 тыс. человек, необходимо было произвести сплошную мобилизацию годного к несению военной службы мужского населения повстанческой территории. Эти общие соображения подтверждаются конкретной информацией, не вызывающей сомнения в своей достоверности. Приведу только несколько конкретных примеров, имеющих обобщающий характер. Так, в августе 1920 г. особоуполномоченный Алтайской губернской чрезвычайной «пятерки» по борьбе с дезертирством и бандитизмом А. В. Толоконников (кстати, в прошлом являвшийся одним из руководителей партизанской армии М. Е. Мамонтова), работавший в Боровской и Покровской волостях, утверждал, что среди повстанцев были представители всех слоев населения, в том числе «люди беднее бедных»[22]. Во многих населенных пунктах (например, в поселках Лебяжий и Подпускной) после их освобождения красными от мятежников не осталось взрослых мужчин, кроме стариков, так как все они находились в рядах отступивших повстанцев[23]. По свидетельству руководства политотдела13-й кавалерийской дивизии, в некоторых деревнях повстанческого района насчитывалось до трех сотен человек, принимавших участие в мятеже[24]. Но особенно интересен вывод, к которому неожиданно для себя в середине октября 1920 г. пришла Семипалатинская губчека. Проведя тщательное изучение дел 300 взятых в плен повстанческих руководителей, она обнаружила, что, вопреки сложившемуся у ее сотрудников представлению, к числу кулаков — и то с большим трудом — можно было отнести только 15 — 20 из них. Все остальные плененные руководители мятежа оказались «твердыми» середняками и бедняками[25]. Что же касается политических целей, которые преследовали повстанцы Степного Алтая, то они достаточно полно были раскрыты в начале июля 1920 г. в воззвании Волчихинского районного штаба мятежников к населению. Вот его основной текст: «Народ Сибири не выдержал гнета коммунистов. Он не хочет ничьей диктатуры. Народ не желает угнетаться одной кучкой захватчиков (узурпаторов) над всеми людьми. Коммунисты крепче царского самодержавия взяли власть в свои руки и заглушили свободное слово, жестоко отвергли неприкосновенность личности, свободу совести и свободу печати. Все это было только для коммунистов. Коммунисты не считались с голосом трудового народа, не считались с интересами его. Коммунисты, не сообразуясь с наличностью у крестьян хлеба и скота, сделали далеко не справедливую разверстку. Сибирь не хочет заморить голодом родную ей Россию. Сибирь даст все, что может, для голодной России, а также для борьбы с русской и иностранной буржуазией. Сибирский народ говорит: „Нет места насилию и гнету“. Он встал не против народной власти, а против насилия. Лозунг повстанцев: „Да здравствуют свобода, равенство, братство и любовь. Да здравствуют советы. Долой коммуну и нет места капиталу“. Под этим лозунгом вспыхнуло восстание под Семипалатинском и мощной волной докатилось до нас»[26]. Наспех организованные, не имевшие устойчивого управления и современных средств связи, вооруженные в основном вилами и пиками повстанческие полки и отряды первое время хорошо показали себя в боевой обстановке, сражаясь против регулярных советских войск, располагавших пулеметами и даже легкой артиллерией. Например, 8 июля 1920 г. возглавлявшиеся Гоманом 1, 2 и 6-й Каипский полки, насчитывавшие около 3 тыс. человек, в течение 11 часов вели бой с 445-м батальоном войск внутренней охраны, продотрядом Славгородского уездного продкома и двумя отрядами местных комячеек, имевшими в общей сложности 390 штыков и 37 сабель при 4 пулеметах, за волостное село Каип и вынудили красных оставить его. Штаб 26-й советской стрелковой дивизии высоко оценил действия в этом бою повстанческой кавалерии, отметив ее активность и способность «к упорному бою»[27]. 10 июля 1920 г. 1-й Крестьянский полк и два повстанческих эскадрона два часа удерживали деревню Канонерская Семипалатинского уезда, которую атаковал насчитывавший 600 сабель 76-й полк 13-й кавалерийской дивизии. Еще дольше — около 10 часов — длился 12 июля бой за село Больше-Владимировка между 1 и 12-м Крестьянским полками с одной стороны и сводным отрядом советских войск под командой комбрига К. И. Новика, насчитывавшим 503 штыка, 600 сабель и взвод артиллерии, с другой стороны. Причем нужно отметить, что пехоту отряда Новика составляли элитные советские части: 3-и курсы командного состава и партийные курсы Семипалатинского губвоенкомата. Потери сторон подБольше-Владимиркой составили 4 убитых и 31 раненый у красных, около 250 убитых, 300 пленных и много раненых у повстанцев[28]. Особенно упорный и ожесточенный характер носили бои 13 июля за Волчиху и 16 июля за Боровой Форпост, которые обороняли от совместно наступавших 226-го полка 26-йстрелковой дивизии и кавалерийского дивизиона 87-й бригады войск внутренней охраны 2-й Крестьянский, 5-й Волчихинский полки и отряд Плотникова в первом случае, 3-йКрестьянский полк и 11-й сводный отряд особого назначения — во втором. По свидетельству военкома 226-го полка Ершова, «повстанцы в д. Волчиха и д. Боровой Форпост дрались отчаянно»[29]. Тем не менее они понесли огромные потери и были вынуждены оставить оба села. В бою под Волчихой, по разным сведениям, погибло от 600 до 1600 мятежников, около 300 человек было взято в плен и много ранено. У Борового Форпоста повстанцы потеряли около 200 человек убитыми и 25 пленными. Потери красных были минимальными: 4 убитых и 8 раненых у Волчихи, 7 раненых у Борового Форпоста[30]. Можно утверждать, что эти бои были ничем иным, как санкционированным сверху массовым убийством[31]. Особенно злобствовали бойцы кавалерийского дивизиона 87-й бригады под командой А. В. Френкеля. Тем самым повстанцам был преподан суровый урок, суть которого прекрасно передал в своей политической сводке военком 226-го полка Ершов: они «поняли, что с советвластью шутить нельзя». «После этого восстания, — заключал Ершов, — крестьянство ни на какую контрреволюционную удочку не пойдет»[32]. Поражения под Больше-Владимировкой, Волчихой и Боровым Форпостом, огромные потери мятежников под Волчихой, обусловленные прежде всего необузданной жестокостью кавалеристов 87-й бригады, мародерство красноармейских частей в занятых ими населенных пунктах — все это оказало серьезное влияние на настроение и поведение населения повстанческих районов, на дальнейший ход событий. Опасаясь репрессий со стороны красных, жители нескольких населенных пунктов, в том числе Алексеевки, покинули свои дома и ушли с отступившими повстанцами[33]. Принципиально иначе повела себя основная часть населения повстанческих районов. Вот как оценивал его настроение и поведение в сводке от 19 июля 1920 г. военный комиссар 76-йбригады 26-й стрелковой дивизии Н. Гладышев: «… Настроение крестьян в районе повстанческого фронта можно охарактеризовать [так] — желание избавиться от повинностей (подводной, разверстки и др.), налагаемых на них властью. Агитации повстанцев [крестьяне] сочувствуют, так как они им рады, и зовут крестьян на борьбу за освобождение от этих повинностей, что выражается лозунгом „Долой коммунистов!“. Но под влиянием поражений, понесенных повстанческими войсками, они боятся открыто выступить и приступают к выполнению разверстки»[34]. И самое главное. Поражения отрицательно повлияли на моральное состояние повстанческих частей. Первыми дрогнули жители Мало-Владимировки. 13 июля к комбригу К. И. Новику явилась представители деревни и заявили, что они сдаются без боя, выдают главарей и дезертиров, сдают оружие и впредь обещают подчиняться советской власти[35]. По тому же сценарию развивались события в Волчихинском районе. 16 июля в штаб советского отряда особого назначения, наступавшего под командованием Н. И. Корицкого на повстанцев со стороны Славгорода, явилась делегация 7-го Ключевского полка и заявила, что он создан путем принудительной мобилизации и не желает драться с красными. 17 июля в штаб 226-го полка поступило заявление от командира 5-го Волчихинского полка Светлакова с обязательством прекратить боевые действия, сдать оружие и разойтись по домам. В тот же день добровольно сдались красным около 400 повстанцев 5-го полка и 454 мятежника 6-го Каипского полка, включая командира последнего И. Т. Стрюка[36]. После этого повстанцы без боя оставили красным ряд крупных населенных пунктов: Ракиты, Каип, Михайловское, Сосновку, Алексеевку, — а сами стали стремительно отходить на запад, в направлении Иртыша. Судя по всему, именно тогда командование повстанцами взял на себя уроженец станицы Лебяжья штабс-капитан Д. Я. Шишкин, незадолго до того вернувшийся в родные места из Восточной Сибири (а не прибывший по заданию атамана Б. В. Анненкова из-за рубежа для руководства мятежом, как утверждается в имеющейся литературе). Правой рукой Шишкина стал Плотников. Однако в отличие от мобилизованных повстанцев добровольцы продолжали сохранять высокий боевой дух. Так, в ночь на 18 июля в Мало-Гатском бору около 2 тыс. пеших и конных повстанцев, пользуясь лесом и озерами, скрытно подошли к поселку Джентай (Соляной), где расположился на ночлег 2-й батальон 226-го полка, окружили его и стремительно атаковали. Лишь включив на полную мощность шесть пулеметов и уничтожив несколько цепей мятежников, красные смогли прорвать кольцо. По свидетельству красноармейцев батальона, «дрался противник отчаянно»[37]. 22 июля 1920 г. передовые отряды повстанцев, состоявшие из остатков 1, 2, 3, 4 и 6-го полков, 11-го кавалерийского отряда особого назначения и отряда Плотникова общей численностью примерно в 5 тыс. человек, добрались до Иртыша. В течение последующих четырех дней они заняли населенные пункты Кривинская, Лебяжья, Чернавская, Черная, Чикалды, Подпускная, Ямышевская. Здесь повстанцы провели мобилизацию местного крестьянского и казачьего населения, благодаря чему их общая численность достигла примерно 8 тыс. человек. Основная из масса двинулась в направлении на уездный город Павлодар, а немногочисленный повстанческий отряд переправился на левый берег Иртыша и повел наступление на город Ермак (Вознесенская пристань)[38]. Вечером 27 июля около полутора тысяч пехотинцев и трех эскадронов кавалерии повстанцев атаковали станицу Подстепная, которую обороняли примерно 330 красноармейцев Павлодарского уездного военкомата и 92-го батальона войск внутренней охраны, и вынудили последних отступить к Павлодару. Правда, при этом мятежники потеряли около 400 человек убитыми и ранеными[39]. Поражение правительственных войск под Подстепным вызвало панику в партийно-советском руководстве Павлодарского уезда. 28 июля 1920 г., несмотря на категорическое приказание руководства Сибревкома оборонять Павлодар, оно приняло решение об эвакуации города и отдало приказ о расстреле 24 граждан, три дня тому назад взятых в качестве заложников[40]. Однако вечером 29 июля в поселке Романовка той же волости Павлодарского уезда повстанцы неожиданно круто изменили свой маршрут и двинулись на волостное село Галкино. В ночь на 30 июля они окружили Галкино, где остановились на ночлег рота интернационалистов 445-го батальона и караульная рота Павлодарского военкомата, и разгромили их[41]. Для преследования повстанцев, повернувших от Иртыша на восток, были выделены пять эскадронов 2-й бригады 13-й кавалерийской дивизии. В селе Александровка, что на границе Павлодарского и Славгородского уездов, они настигли мятежников и попытались отрезать им путь отступления на восток. Но после трехчасового боя, в ходе которого повстанцы потеряли 320 человек убитыми и 100 пленными, им все же удалось оторваться от красных кавалеристов и уйти в степь. Взятые в плен мятежники показали, что план повстанческого командования состоит в том, чтобы вернуться в район первоначального формирования и разойтись по домам[42]. Причины, по которым повстанцы отказались от движения на Павлодар и частично стали склоняться к прекращению борьбы, нетрудно объяснить. Во-первых, прииртышское население, за исключением части казаков, слабо поддержало пришельцев. Во-вторых, соотношение сил все больше менялось в пользу красных, имевших к тому же много кавалерии. В-третьих,существовала реальная опасность быть прижатыми к Иртышу и здесь полностью разгромленными. Через Аймагуль, Ключи, Северку, Покровку, Неводную, Иркутскую, Николаевскую, Бастан, Михайловское повстанцы, преследуемые красными, стремительно откатились на юг. В начале августа 1920 г. возглавляемые Шишкиным отряды появились в селе Кузнецово Угловской волости Змеиногорского уезда. Из-за боевых потерь, дезертирства и расколов их численность сократилась примерно до 2 тыс. человек. Нового же пополнения практически не поступало, несмотря на неоднократные объявления командованием армии мобилизации в населенных пунктах, через которые пролегал путь отступления мятежников[43]. «… Местное население, — говорится в сводке политотдела 76-й бригады 26-й дивизии от 4 августа 1920 г., — перестало симпатизировать повстанцам. Все желают скорейшей ликвидации брожения. Вообще в настроении крестьян Волчихинского района наступил резкий перелом»[44]. Видимо, в Михайловском от армии отделился отряд Плотникова, который решил вернуться в Волчихинский район. Шишкин же с остальными повстанцами, число которых продолжало сокращаться, через Шелковниково, Локтевский завод, Гилев Лог двинулся на Змеиногорск. В Гилевом Логу от разбил немногочисленный конный отряд Змеиногорского военкомата. Тем самым повстанцы не только вырвались из кольца, но и стали реально угрожать Змеиногорску[45]. На усиление Змеиногорского гарнизона и создание заслонов, способных остановить продвижение повстанцев в Горный и Рудный Алтай, начальник 13-й кавалерийской дивизии срочно двинул 74-й кавалерийский полк из района Убинская — Шемонаиха и начальник 26-й стрелковой дивизии — 227-й полк из Барнаула. 8 августа начдив-26 Я. П. Гайлит категорически потребовал от Змеиногорского уездного военкома В. Э. Грузинского не сдавать город. Но созданная для борьбы с мятежниками чрезвычайная уездная «тройка» приняла решение об эвакуации, поэтому в ночь на 9 августа Змеиногорск был оставлен без боя. Партийно-советские учреждения эвакуировались в село Курья, а войска гарнизона, насчитывавшие 150 штыков, 114 сабель и 4 пулемета, отошли на Черепановский рудник[46].
ГончаровЮ.И.: Окончание статьи В.И. Шишкина. В тот же вечер немногим более тысячи мятежников вступили в Змеиногорск. На следующий день Шишкин издал приказ N26 о мобилизации мужского населения уезда в возрасте от 20 до 35 лет в строевые части повстанческой армии и от 35 до 45 лет — в местную самоохрану и о создании в населенных пунктах военных комитетов[47]. Тогда же штаб армии обратился к гражданам уезда с воззванием. В нем говорилось: «Невыносимый гнет коммунистической власти заставил нас взяться за оружие. Мы встали за то, чтобы освободить от насилия и крови, чтобы дать нашей несчастной России мир, порядок и выборную для народа власть. Все, кто понимает, к какой гибели, к какой нищете и голоду и бесправию ведет русский народ нерусская коммунистическая власть, должны идти с нами. Мы хотим только порядка, справедливости и русской народной власти. Чтобы каждый знал свое, знал, что его дом, его добро, его труд принадлежат только ему одному. Чтобы каждый мог и имел право заниматься тем, к чему он годен и что он хочет, лишь бы это не было во вред народу. Когда будет сброшена коммуна, выборные от народа собирутся и сами определят, какой порядок, какая власть должны быть в России. Мы боремся только против коммуны, за народные права, завоеванные революцией. Мы хотим права и настоящей гражданской свободы слова, собраний и выборов. Русские люди, давайте же кончим разрушать Россию и начнем строить. Давайте заживем настоящей гражданской свободной жизнью без потоков крови …»[48]. Однако планам командования Народной повстанческой армии пополнить ее ряды в Змеиногорском уезде так и не суждено было сбыться. Утром 10 августа к Змеиногорску подошел227-й советский стрелковый полк. После непродолжительной перестрелки с ним мятежники, сознавая превосходство красных, оставили город[49]. Взятие Змеиногорска оказалось последним успехом Народной повстанческой армии. В последующие две недели мятежники, преследуемые превосходящими силами противника, отходили горами в южном направлении. От окончательного разгрома их спасло, видимо, то, что Шишкин был военным топографом, хорошо знавшим приграничную с Китаем территорию. В конце августа 1920 г. он вывел остатки повстанческой армии к поселку Катон-Карагай Бухтарминского края, откуда они ушли за границу[50]. Плотников же вернулся в Боровский район, где в сентябре 1920 г. попытался опять поднять крестьян на восстание, используя их недовольство назначенной на Алтайскую губернию новой, 35-миллионной хлебофуражной разверсткой и другими трудовыми повинностями. Однако эта попытка не увенчалась успехом, несмотря на недовольство населения политикой советской власти. Причины такого противоречия между настроением и поведением местного крестьянства верно выявлены в сводке Алтайской губчека от 17 октября 1920 года: «Отсутствие восстаний и искоренение бандитизма объясняются запуганностью крестьянина донельзя, с одной стороны, а с другой — силой оружия совет[ских] войск»[51]. Это предопределило скорый разгром отряда Плотникова, последовавший 20 октября 1920 г. в районе деревни Песчанное Боровской волости Барнаульского уезда и ставший заключительным событием антикоммунистического восстания в Степном Алтае. Таким образом, можно считать установленным, что общая численность Народной повстанческой армии Степного Алтая была не меньше 18 тыс. человек, т. е. почти вдвое больше, чем утверждается в публикациях советских историков. Это было самое крупное антикоммунистическое вооруженное выступление в Сибири в 1920 г. и самое мощное — за все годы существования коммунистического режима на Алтае. В нем участвовали представители всех социальных слоев крестьянства и казачества. Влияние эсеров на возникновение мятежа и их руководство Народной повстанческой армией документально никак не прослеживаются. Что же касается бывших белогвардейцев, то к их числу условно можно отнести только одного Д. Я. Шишкина. Подавляющее же большинство организаторов мятежа и руководителей Народной повстанческой армии были местными жителями. Все это позволяет характеризовать данное восстание как стихийное по происхождению и преимущественно крестьянско-казацкое по своему составу. Мятежники Степного Алтая преследовали двуединую цель: свергнуть коммунистическое правление и восстановить подлинно народную советскую власть, за которую многие из них боролись и страдали в 1917 — 1919 гг. Их политические требования более чем на полгода предвосхитили лозунги кронштадских мятежников. Несмотря на это, восстание в Степном Алтае, в отличие от Кронштадта, не послужило импульсом к пересмотру политики правившего режима. Сказались существенные различия в их социальной природе и географии. Такое поведение свободолюбивого сибирского крестьянства и казачества интепретировалось красными вождями как естественная реакция мелкой буржуазии на коммунистическую политику, которая заслуживала единственного ответа — немедленного и жестокого военного подавления. ПРИМЕЧАНИЯ 1. [Померанцев П.Е.] Повстанческое движение в Алтайской губернии в 1920 году (1 мая — 1 октября 1920 года). Ново-Николаевск, 1922, с.55–113; Богданов М. А. Из истории борьбы против мелкобуржуазной контрреволюции на Алтае в 1920 году \\ Ученые записки Ульяновского гос. пед. института, серия общественных наук, 1966, т.22, вып.1, с.152 — 187; Абраменко И. А. Коммунистические формирования — части особого назначения (ЧОН) Западной Сибири (1920–1924 гг.). Томск, 1973. С.215–220. 2. Гришаев В. Ф. Плотникова мятеж \\ Энциклопедия Алтайского края. Барнаул, 1996, т.2, с.279. 3. Цитирую по: Красная Армия Сибири. Ново-Николаевск, 1922, №2, с.40. 4. РГВА, ф.1319, оп.1, д.167, л.199. 5. ГАНО, ф.р.1, оп.2, д.45, л.4. 6. Там же, оп.1, д.60а, л.164; Алтайский коммунист (Барнаул), 2 июля 1920 г. 7. Только в Боровской волости Барнаульского уезда в конце апреля 1920 г. количество местных жителей, дезертировавших из Красной Армии, достигло 185 человек (см.: ЦХАФАК, ф.р.42, оп.2, д.2, лл.57–58). 8. ГАНО, ф.р.1, оп.1, д.267, л.136; Кулундинская правда (Славгород), 22 июня 1920 г. 9. ГАТО, ф.р.521, оп.1, д.51, л.198. 10. ГАНО, ф.р.1, оп.1, д.60а, л.166. 11. ЦХАФАК, ф.п.2, оп.1, д.1, л.10; ф.229, оп.1, д.3, л.85; д.17, л.51; д.37, л.131; д.55, лл.1–20, 35; д.58, лл.1–14; Наша правда (Барнаул), 12 декабря 1919 г.; Красный Алтай (Барнаул), 16 ноября 1920 г. 12. РГВА, ф.1318, оп.1, д.22, л.32. 13. РГВА, ф.1318, оп.1, д.266, лл.17–18, 20–21; ф.1494, оп.1, д.73, л.54. 14. ГАСО, ф.р.197, оп.1, д.95, л.611; РГВА, ф.185, оп.3, д.1063, л.335; ф.1317, оп.2, д.940, л.44. 15. РГВА, ф.17536, оп.1, д.11, лл.23–24. 16. РГВА, ф.185, оп.3, д.1063, л.335; ф.1494, оп.1, д.93, л.81; ф.1317, оп.2, д.940, л.17. 17. РГВА, ф.16, оп.3, д.44, л.83; ф.42, оп.1, д.1896, л.23; ф.1317, оп.2, д.238, лл.29, 119; ф.1318, оп.1, д.161, л.101; ф.17590, оп.1, д.59, лл.12, 14; ЦХАФАК, ф.р.10, оп.1, д.4, л.17. 18. РГВА, ф.1317, оп.2, д.940, л.18. 19. РГВА, ф.1317, оп.1, д.349, лл.177–178, 206; оп.2, д.940, лл.21, 28; д.1021, л.17; ф.1318, оп.1, д.161, л.120; ф.1319, оп.1, д.167, лл.195–196; ф.24640, оп.2, д.50, л.76; ф.32704, оп.2, д.87, лл.60, 67; ЦХАФАК, ф.п.1061, оп.1, д.511, л.1. 20. РГВА, ф.1317, оп.2, д.940, л.28; ф.1319, оп.1, д.167, лл.195–196. 21. ГАСО, ф.р.197, оп.1, д.118, л.18; РГВА, ф.1317, оп.2, д.940, лл.21, 22, 24, 26, 35; ф.1318, оп.1, д.161, л.120; ф.1494, оп.1, д.93, л.63; ф.16750, оп.1, д.5, л.12. 22. ЦХАФАК, ф.р.9, оп.1, д.108, л.45. 23. ГАСО, ф.р.72, оп.1, д.21, л.181; РГВА, ф.1318, оп.1, д.23, лл.396 — 398; д.161, л.137. 24. ГАНО, ф.р.1, оп.2а, д.9, л.403. 25. РГВА, ф.17529, оп.1, д.15, л.144. 26. РГВА, ф.1319, оп.1, д.174, л.59. 27. РГВА, ф.1317, оп.2, д.940, л.22; д.1021, л.17. 28. ГАСО, ф.р.197, оп.1, д.65, л.16; д.118, л.18; РГВА, ф.1494, оп.1, д.93, л.63; ф.25875, оп.1, д.401, лл.25 — 27. 29. РГВА, ф.1317, оп.1, д.349, л.199. 30. РГВА, ф.1318, оп.1, д.22, лл.20 — 22, 28; д.23, л.390; д.161, лл.121, 135; ф.17590, оп.1, д.24, лл.338 — 338а. 31. Основанием для такого заключения являются приказ №4 Помглавкома по Сибири В. И. Шорина начальнику 13-й кавалерийской дивизии, приказ №131 Алтайского губревкома, обращение Семипалатинского губернского ревкома от 11 июля 1920 г. к населению, распоряжение начальника 87-й бригады войск внутренней охраны Ф. А. Пасынкова, приказы №1 и №5 по особому отряду Н. И. Корицкого, приказ №1 Славгородской уездной чрезвычайной «тройки» по борьбе с дезертирством и бандитизмом и другие аналогичные документы (см.: ГАНО, ф.р.144, оп.1, д.25, л.10; РГВА, ф.1317, оп.2, д.189, л.10; ф.16750, оп.1, д.3, лл.1, 5; ф.17590, оп.1, д.62, лл.22–24; ЦХАФАК, ф.р.9, оп.1, д.101, л.111; Семипалатинская правда, 11 июля 1920 г.). 32. РГВА, ф.1317, оп.1, д.349, л.199. 33. ГАСО, ф.р.72, оп.1, д.21, л.181; РГВА, ф.1318, оп.1, д.161, л.137. 34. РГВА, ф.1317, оп.1, д.349, лл.184–185. 35. РГВА, ф.1494, оп.1, д.93, л.63. 36. РГВА, ф.1318, оп.1, д.161, лл.137, 139; ф.16750, оп.1, д.5, лл.12, 22–25. 37. РГВА, ф.1318, оп.1, д.22, л.41; ф.16750, оп.1, д.5, л.32. 38. РГВА, ф.1317, оп.2, д.940, лл.46, 48, 54; ф.1318, оп.1, д.161, л.167; ф.24557, оп.1, д.25, лл.52, 63. 39. РГВА, ф.24557, оп.1, д.25, лл.4, 51. 40. ГАНО, ф.п.1, оп.2, д.78, лл.10–11; РГВА, ф.25875, оп.1, д.290, л.20. 41. РГВА, ф.24557, оп.1, д.25, л.61. 42. РГВА, ф.16, оп.3, д.55, лл.499, 506; ф.1317, оп.2, д.228, л.24; ф.1318, оп.1, д.161, л.185. 43. ГАСО, ф.р.197, оп.1, д.115, л.16; РГВА, ф.1318, оп.1, д.151, л.48; ф.1319, оп.1, д.183, л.502; ЦХАФАК, ф.р.9, оп.1, д.240, лл.8–10. 44. РГВА, ф.1317, оп.1, д.349, лл.202–203. 45. РГВА, ф.1317, оп.2, д.228, л.63. 46. Там же, лл.63, 71, 74–75, 80, 100; ф.1317, оп.2, д.155, лл. 69–72; ГАСО, ф.р.173, оп.1, д.65, л.45. 47. ЦХАФАК, ф.п.2, оп.1, д.121, л.3. 48. ГАНО, ф.р.1, оп.2а, д.8, л.87. 49. ГАСО, ф.р.173, оп.1, д.115, л.26. 50. РГВА, ф.1317, оп.2, д.1013, л.2. 51. РГВА, ф.17529, оп.1, д.15, л.151а.
ГончаровЮ.И.: Ниже будут опубликованы воспоминания партизан Рогова, отрицающие насилие Роговцев и записавших Рогова в большевики в 1919-20гг. Несомненно самые значительные из них- это воспоминания Батурина Г.М,А.А.Конова,И.М.Дрожжина,Д.Т.Поташова,Хорошо образованные , они усвоили главный принцип мемуариста: "живи долго , пиши последним".Но как говорится"большие знания рождают большие соблазны". До 1957г. они почти не писали мемуаров и были в тени и только после 40 летия ВОСР начали потихоньку выходить из тени.Я жил в одном дворе и хорошо знал семью Д.Т. Поташова -односельчанина и близкого знакомого Рогова. Лет 10 назад мне попалось дело КГБ 1970х годов под условным названием "Черная поташовщина" - разбирательство КГБ по обвинению потомками коммунистов в уничтожении их родителей "бандой Поташова" в 1920г.. Разбирательство тянулось лет 10-т.к. дети Д.Т.Поташова занимали важные государственные посты.В конечном итоге дело спустили на тормозах. Понятно почему эти люди были в тени и отрицали насилие Роговцев. Защищая Рогова-они защищали себя. Возможно дело "Черная поташовщина " опубликую.
ГончаровЮ.И.: В одном из архивов найдены списки "сидельцев винных лавок" за 1907-1914гг. третьего акцизного округа (куда входил Барнаульский уезд). Так же их личные документы, заявления, зарплата , переписка и т.д.Всего в Мариинской волости было 28 винных лавок.Будем искать там документы Рогова. Так же появилось предположение, что в 1910г. Рогов мог служить полицейским урядником в с.Сорокино. Сейчас это проверяется.
ГончаровЮ.И.: это карточка сельхозпереписи 1916г.Хозяйство Григория Рогова ( с купюрами). Хозяин на фронте, а хозяйство абсолютно бедняцкое.Земли было меньше чем было положено при наделении землей в 1911г. Позже опубликую без купюр.
ГончаровЮ.И.: Это кажется невероятным, но одно из основных обвинений предъявленных Рогову и Новоселову следственной комиссией 312 СП 35 СД РККА-сожжение церквей. Ниже одобрительный приговор с.Жуланихи в защиту Рогова. Председатель собрания (приговор подписали более 100 человек)-друг юности и зрелости Рогова Павел Сергеевич Соколов.
ГончаровЮ.И.: Приступили в РГВИА к детальному изучению службы Рогова Г.Ф. в РИА. Сначала период Русско-Японской войны.
ГончаровЮ.И.: Найдена запись о бракосочетании Рогова
ГончаровЮ.И.: Возможно это фото Сизикова Ивана Евгеньевича(возможно его полного однофамильца)-одного из давних знакомцев Новоселова.Командира партизанского отряда в Кузнецком уезде, поднявшего с Новоселовым и Роговым мятеж в мае 1920г. Ниже биографическая справка на него по информации Г.М.Батурина. Не подтверждаемые факты мной прокомментированы в скобках. Сизиков Иван Евгеньевич (1883-1921) Родился в 1883г. в д.Дурновой, Касьминской волости,Кузнецкого уезда, Томской губернии. В 1902г. поступил в Томское реальное училище. Работал на Томской железной дороге. ( л.д. в списках Томской ж.д. пока не обнаружено-Ю.Г.) За участие в революционных событиях 1905г.-арестован .Затем освобожден , но уволен с работы на ж.д. ( в каталоге департамента полиции такого нет.Но есть уголовное дело некоего жителя д.Дурновой И.Сизикова в краже кожи за 1912г. Сейчас это проверяется-Ю.Г) В 1906г. переехал для работы на Забайкальскую ж.д. , телеграфист на ст.Иннокентьевской. В 1915г. призван на военную службу и направлен в Иркутскую школу прапорщиков. ( такой выпускник пока не найден-Ю.Г.) . Три раза ранен. (в списках раненых на данный момент не обнаружен-Ю.Г.) Награжден Георгиевскими Крестами (в списках на данный момент не обнаружен-Ю.Г.). Дослужился до чина поручика. (такой поручик пока не обнаружен-Ю.Г.) В 1917г. в Петрограде. участник штурма Зимнего Дворца. При захвате дворца ранен. ( вызывает сомнение , т.к в в РГАСПИ о нем ничего нет-Ю.Г.) В 1918г. демобилизован и вернулся в с. Брюханово. Поступил работать на Шестаковский угольный разрез телеграфистом.В октябре 1918г. ушел в тайгу. Организовал партизанскую базу в верховьях реки Кара-Чумыш.Разоружал милицию, лесную стражу и самоохрану. 2 Декабря 1919г. отряд Сизикова занял с.Артышта. А 6 декабря 1919г. с .Бачаты.В селах установил власть ревкомов. 15 Декабря занял Кольчугинский рудник.На руднике был отряд Рогова-Виноградова в 400 чел. и отряд Рогова 3000 чел.и Новоселова 50 чел. 19 Декабря 1919г. отряд Сизикова ушел в г.Новониколаевск и там был разоружен. Сам Сизиков был обвинен в сожжении церквей в с.Брюханово и арестован ЧК и переведен в Щегловский домзак.В марте 1920г. из под ареста освобожден и уехал к сестре в д.Горскову.В мае же 1920г. вступил в отряд Новоселова и выступил вместе с Новоселовым и Роговым под лозунгом: «За советы без коммунистов». В октябре 1920г. сдался ЧК в с.Бачаты. Отправлен с партизанами на Врангелевский фронт в составе добровольской партизанской бригады. Оттуда переброшен в Тамбовскую губернию для подавления Антоновского восстания.После чего направлен служить в Кузнецкий уездный военкомат- сотрудником для особых поручений при начальневке уездного военкомата.8 июня 1921г. Сизиков выехал в с. Кара-Чумыш для встречи со своими друзьями. Там он был арестован конным взводом Томской губ ЧК и вместе Гончаровым О.И. вывезен в с.Бачаты и в ночь на 9 июня 1921г. они там были убиты. Официальные документы расследования убийства Сизикова И.Е. пока недоступны.
полная версия страницы