Форум » Интервенты » Австралиец в Сибири » Ответить

Австралиец в Сибири

мир: C белой армией в Сибири. Лэтчфорд Е. У. Перевод и комментарии — В. Крупник Капитан австралийской армии Е. У. Лэтчфорд был участником Первой Мировой войны, получившим за боевые заслуги Военный Крест. После окончания войны он провел некоторое время в Месопотамии, а в конце 1918 года был направлен в Сибирь для несения службы в Британской военной миссии. Об этом периоде своей жизни он написал воспоминания, представляющие большой исторический интерес. Со многими его высказываниями можно не соглашаться, однако, читая написанное этим наблюдательным человеком, в который раз приходишь к выводу, что интервенция недавних союзников России и их поддержка Белого дела в годы Гражданской войны были обречены на провал, и это вмешательство во внутрение дела России могло лишь отсрочить крах антибольшевистского движения. Более того, интервенция не могла вызвать к жизни ничего другого, кроме подъема патриотических чувств у большинства населения России и желания положить конец присутствию иностранцев на своей земле. Впрочем, прочитав воспоминания Е. У. Лэтчфорда, читатели наверняка смогут сделать собственные выводы. Владимир Крупник Нам, новичкам, было довольно интересно оказаться во Владивостоке. Все союзные страны, казалось, были представлены подразделениями того или иного размера, даже Cербия и Румыния. Все смешалось, и было нелегко понять сложившую ситуацию. Все «союзники» следили друг за другом довольно пристально, особенно японцы и американцы. В 1918 году капитан Джон Уорд прибыл из Гонконга с Миддлсексcким батальоном, который был позднее отправлен обратно. Таким образом, за исключением артиллерийского отряда с военного корябля «Suffolk» и нашей миссии, в районе не было британских войск. Миссия состояла из 250 офицеров и примерно такого же количества младших офицеров. Многие провели по четыре года в плену, и им была предоставлена возможность остаться на службе еще на какое-то время. Все они, за редкими исключениями, были отличными ребятами и были полны историй о раннем периоде войны и условиях жизни в Германии. Будучи единственным австралийским офицером, я привлекал к себе определенное внимание и мне приходилось постоянно рассказывать о нашей армии. Многие из ранее побывавших в плену у немцев, к несчастью, попали в плен к большевикам тогда, когда наши усилия потерпели крах, и им пришлось пережить еще одно заключение. Итак, мы были среди белогвардейцев. На наш взгляд, ничто не отличало «белых» от «красных», и это оставалось проблемой на протяжении всей кампании. Все было другим по сравнению с тем, что мы привыкли видеть на прежних фронтах, где каждый знал, что «там» или «в том направлении» находится враг. Даже в Персии мы обычно могли распознать, кто является нашим противником. В Сибири враждующие стороны расположились по обе стороны условного «фронта», но боевые действия происходили вдоль всей линии железной дороги, протягивющейся от европейского склона Урала до побережья Тихого океана (более 4000 миль). Поезда спускали под откос и атаковали, станции и военные посты подвергались нападениям, и очень трудно было определить, «кто есть кто». Сибирь — страна таких огромных расстояний и с таким редким населением, что на практике войска могли действовать только близ железной дороги, за исключением самой «прифронтовой полосы». Необъятные леса и обширные степи составляли основную часть местного ландшафта. Политическая и международная ситуация были все время довольно трудными, но, будучи солдатами, мы, главным образом, были озабочены тем, как лучше делать свое дело: После короткой остановки во Владивостоке наша группа, состоявшая из 13 офицеров с денщиками и китайскими слугами, была отправлена на фронт. Мы заняли два вагона, кроме того, в нашем составе было 48 грузовых вагонов с пятидюймовыми снарядами, которые мы должны были переправить в Омск. Я привез с собой из Месопотамии британского денщика, но большинство офицеров, прибывших непосредственно из Великобритании, имели слуг-китайцев. Китайцы прибыли к поезду с огромным количеством багажа. Через несколько месяцев я встретил некоторых офицеров, которым прислуживали эти китайские мальчишки, и спросил, как они себя проявили. В каждом случае ответ был одинаковым — китайцы исчезли в российской глубинке вместе со своим колоссальным багажом! Все, что хотели хитрые «Квонги», это доставить свои товары (шелк, чай и т.п.) в места, где за них можно будет содрать немыслимую цену, и они знали, что «франко»-доставка товаров в обход китайских и российских таможен возможна только вместе с военным грузом. Наша миссия давала им такую возможность: Было еще довольно холодно, но мы были тепло одеты и вскоре обустроили что-то вроде дома в нашем вагоне. Скорость нашего продвижения оставляла желать лучшего, но несмотря на многие задержки, мы привыкли к нашему передвижному дому и к его многим неудобствам: Когда останавливались на какой-нибудь станции, паровозная команда, как нам казалось, пользовалась этой возможностью увидеться со старыми знакомыми. Мы же использовали эти остановки для проведения соревнований по крикету. Телеграфные столбы служили воротцами, доски — битами, в набор для игры входил резиновый мяч из местной китайской лавки, обновляемый на каждой стоянке. Местные жители всегда проявляли огромный интерес к необычному спектаклю, который разыгрывали 13 диковинно одетых иностранцев, кричавших и бегавших за никому ненужным резиновым мячом по Северной Манчжурии. Наш путь проходил вдоль Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и, далее, по Транссибирской магистрали. Японцы контролировали южную часть КВЖД, американцы — северную ветвь (Амур-Благовещенск), а Американо-Британская Железнодорожная Миссия действовала по всей железной дороге. Нас предупредили о необходимости держаться настороже с японцами после инцидента, связанного с арестом нашего командующего генерала Нокса (H. Knox). На наших вагонах были эмблемы с британским флагом и надписями на русском «Британская Военная Миссия»[Леонид, на заметку!], и когда мы, в конце концов, въехали на подконтрольную японцам территорию, кто-то из нас всегда загораживал вход в вагон и, улыбаясь, указывал выскомерному [японскому] офицеру на наш флаг, давая понять, чтобы тот убирался восвояси. Им это было не по нутру, но мы продолжали делать по-своему. Составить представление о японцах можно было по тому, как они досматривали вагоны, не принадлежащие британцам, и это безусловно доставило бы удовольствие любому прусскому офицеру. Не оставалось сомнений в том, что японский солдат весьма эффективен. Дивизия, которую мы видели высаживающейся во Владивостоке, выглядела исключительно организовано. Люди и снаряжение выглядели настолько одинаковыми, что создавалось впечатление, что это армия, состоящая из машин. Вскоре нам пришлось перейти к дневному режиму движения, так как территория, по которой мы проезжали, рассматривалась как «неспокойная». Это означало патрулирование вдоль всего состава долгими и холодными ночами под снегом и ветрами из пустыни Гоби. Как-то ночью часовой (один из наших денщиков) заметил кого-то, пытающегося открыть грузовой вагон, и открыл огонь. Мы высыпали наружу, готовые к бою, но сумели найти только одного убитого китайца. Разбуженные нами представители станционной администрации, были очень разгневаны тем, что их побеспокоили из-за какого-то убитого китайца: Позднее мы подверглись организованной атаке какой-то банды, но были спасены благодаря случайному вмешательству чешской роты, имевшей на вооружении полевое орудие. Тринадцать револьверов и четыре винтовки — небольшая сила против 70 или 80 ружей, особенно когда вы находитесь в железнодорожном вагоне. Нападавшие хорошо продумали план атаки, и нам просто повезло, что состав с чехами возвращался назад из-за поломки железнодорожного моста. Они смели все и всех, что противостояло нам, а затем устроили охоту за уцелевшими, в конце концов повесив 19 человек на телеграфных столбах. В Харбине я встретил британского майора Робинсона, который был близко знаком со многими австралийскими золотодобывающими районами. Он побывал во всех частях света, работая для британских золоторудных компаний. Мы остановились

Ответов - 4

Эстет военный: Вроде известные воспоминания.

мир: Удалить?

Эстет военный: ИМХО пусть будет, пригодится что-то быстро выудить, кстати мне понравились воспоминания Анзака


Oigen Pl: Еще один австралиец - только период более поздний (кто-то пошутил над ним, "отправив" за визой из Семипалатинска в Барнаул): "Василий Грешнер был, вероятно, единственным, кто написал воспоминания о своем пребывании в России в 1930-х годах. С 1929 г. он работал в Новой Гвинее, прокладывая там линии электропередач, а в 1932 г. отправился в Россию, чтобы повидать мать и родных. Напомню, что он был сыном начальника нижегородского охранного отделения, убитого эсерами в 1904 г. Опасаясь повредить своей семье, он умолчал о своем происхождении и въехал в Россию по специальной визе, выдававшейся иностранным специалистам, желавшим работать в советской России. Как только он сошел с корабля в Ленинграде, ОГПУ (предшественник КГБ) арестовало его и подвергло допросу. «Я решил не показывать им своего страха, – пишет он в воспоминаниях. – Чтобы вырваться на свободу, я должен был притвориться сторонником коммунизма. Я хотел познакомиться с Россией любой ценой, но отнюдь не из-за решетки». Чтобы убедить ОГПУшников в своей благонадежности, ему пришлось «сочинить историю» о своем происхождении и мытарствах в Австралии. Он бравировал своей дружбой с Зузенко, с которым в действительности был едва знаком. Зузенко в то время пользовался доверием советских властей. Моряк-дезертир, активный участник русских выступлений под красным флагом, он был депортирован из Австралии, но поддерживал с нею связь. В 1938 г., во время большого террора, он был расстрелян. Грешнеру удалось переиграть следователя, и в конце концов его выпустили. «Друзья считали меня сумасшедшим, – пишет он, – они говорили, что теперь я меченый, что даже мой иностранный паспорт не спасет меня, если органы дознаются, кем был мой отец». Добравшись до Москвы, он нашел свою мать и родных в бедственном положении. Решив прежде всего материально помочь им, он устроился работать на предприятие под Москвой. Этот опыт помог ему разобраться в том, каково действительно жилось рабочим в стране социализма и как ловко манипулировала коммунистическая пропаганда общественным мнением на Западе. ОГПУ не оставляло его, но Грешнер, тонкий и проницательный игрок, затеял с ними в игру в кошки-мышки, «подружившись» с агентом, который следил за ним. И тут он узнал о строительстве нового золотопромышленного предприятия в Сибири. Не долго думая, он завербовался туда как специалист-техник и поехал в сопровождении своего брата Святослава и «друга»-ОГПУшника. Сделал ли он это ради заработка, или для дальнейшего знакомства с советской Россией, или для того, чтобы еще раз испытать себя? Пожалуй – для всего сразу. Предприятие строилось в неосвоенных краях, за Семипалатинском. Грешнер проработал там несколько месяцев, ощущая, как кольцо вокруг него все туже сжимается, – специалистов, работавших рядом с ним, арестовывали одного за другим. В конце концов он решил, что пора возвращаться домой, в Австралию. Его арестовали, когда она ехал в санях по замерзшему Иртышу, направляясь в Барнаул для получения визы. Арестовал его «товарищ С.» Этот товарищ С. тоже был одним из новоиспеченных «друзей» Грешнера, пасших его на предприятии. Его отвезли обратно в Семипалатинск и посадили в тюрьму. Описание психологического поединка Грешнера с его следователем принадлежит к самым сильным страницам его воспоминаний. Его заставили дать полный отчет о своей жизни и рассказать о своем отце. Не зная, что известно следователю, Грешнер выдал своего отца за военного врача, так и не сказав правды. А ОГПУ вело с ним свою игру – неожиданно его выпустили и направили работать на местный мясоперерабатывающий комбинат, надеясь, что он будет работать на органы. Во время очередного посещения Семипалатинского ОГПУ Грешнер наткнулся там на своего давешнего «друга», товарища С., который временно заменял отсутствующее начальство. Он посоветовал Грешнеру «немедленно бежать в Москву и никогда не забывать о своем русском опыте; он также предостерег меня, чтобы я никогда не рассказывал о том, что со мной случилось и что я увидел в России, если я не хочу повредить моим родным в Москве». Годы спустя, записывая свои воспоминания в Мельбурне, в своем пригородном домике, Грешнер так и не решился указать полные имена людей, встреченных им в Советском Союзе, рука Москвы могла достать его и тут. Выдержав еще ряд испытаний, на этот раз уже в Москве, Грешнер в конце концов получил визу и вырвался из России. У него не оставалось иллюзий о социалистическом рае для рабочих: «У меня появилось много настоящих друзей в местах, где я работал, и мне было очень тяжело оставлять их в этой адской стране». Он выехал из России без копейки денег и застрял в Лондоне. В конце концов он подрядился на корабль, перевозивший породистый скот в Австралию. Его рассказ о своей новой работе «коровьего смотрителя» полон юмора. Несмотря на все трудности, он чувствовал себя так, как будто вырвался из западни. Теперь он мечтал об одном – добраться до своей семьи в Австралии и снова жить «в свободной стране, в своей свободной стране». В 1934 г. он наконец-то снова ступил на австралийский берег, чтобы больше никогда его не покидать.12 12 Greshner archive — Basil Greshner, My Trip to Russia; Seven Weeks with the Cattle at Sea." - http://russiananzacs.elena.id.au/Russian16f.htm Единственно чем как-то можно объяснить поездку австралийца "в Барнаул за визой" - это наездами сюда из Новосибирска немецкого консула Гросскопфа, нанявшего в Барнауле сторожа для ухода за могилами 190 военнопленных (ГАНО. Ф. P-47. Оп. 5. Д. 36. Л. 15).



полная версия страницы