Форум » Белые и казаки » Белое подполье, операции Белой армии и РОВС после ГВ » Ответить
Белое подполье, операции Белой армии и РОВС после ГВ
Сибирецъ: Уважаемые коллеги! Если у кого есть наименования книг, сслыки и другая полезная информация, буду Вам признателен. Интересуют операции белых подпольщиков, боевиков, белой разведки на территории СССР после 1922 г. От себя могу добавить, что ветеран ВС СССР рассказал мне, что одно время служил в Иркутской области. В ряде районов белые отряды действовали до 1941 г.
Ответов - 69, стр:
1 2 3 4 All
Олег В: Читал, понравилось. После прочтения дополнительно "Воспоминаний корниловца" и "Записок советского адвоката"(обе есть в сети) впервые задумался, а стоит ли нам - НЕВЕТЕРАНАМ, судить тех людей, при условии конечно если коллабоционисты не виновны в совершении конкретных военных преступлений?
Kraeved63: Сибирецъ пишет: коллеги-красноярцы! Есть ли у Вас данные, кто были Замащиков, Развозжаев, Нейман, Донской, Борисов и их отряды? Оперировали в нынешнем Красноярском крае. Это были обычные грабители или нет? Замащиков, Донской, Развозжаев вроде как оперировали у нас - в Иркутской губернии. "В первой половине 1920-х годов на территории Иркутской губернии действовало до 10 повстанческих отрядов. Наиболее крупные и известные из них: в Балаганском уезде — Донского, Развозжаева и братьев Черновых; в Зиминском — отряд Замащикова; в Иркутском — 1-й Прибайкальский партизанский отряд Шапошникова, 2-й Прибайкальский партизанский отряд Прокопьева, отряд Кочкина". - Крестьянская война в губернии "Донской Дмитрий Петрович — выходец из крестьян села Евсеевского Балаганского уезда, фронтовик, казачий унтер-офицер. Его боевой отряд стал грозой Черемховского уезда и был неуловим до 1923 года". - Черемховские повстанцы Виктор Чернов и Дмитрий Донской. Казачий унтер-офицер Дмитрий Донской. В газете "Власть Труда" № 180 (2285) от 9 августа 1927 года опубликована статья об уничтожении Развозжаева: "Конец бандита. Обрез Развозжаева замолк навсегда. Его родина — деревня Малька, Балаганского района. На ней он и сложил свою голову 29 июля с. г. после шестилетних скитаний с обрезом по тайге, диких грабежей и насилий над жителями. Дело происходило так. Узнав о том, что Развозжаев пьянствует в одной из деревенских изб, отряд милиции совместно с деревенскими коммунистами и комсомольцами оцепил Мальку. Развозжаев, несмотря на хмель в голове быстро смекнул об угрожающей ему опасности и бросился бежать в лес. Напоролся на засаду и во время перестрелки был убит. Рядом с убитым бандитом нашли трехлинейную винтовку «обрез» и гармонику-двухрядку. В течение нескольких дней жители окрестных деревень приходили осматривать труп убитого. Личность Развозжаева была всеми опознана. Убитый бандит — последыш из той «стаи» головорезов с большой дороги, что, начиная с 1920 года, терроризировала своими налетами население, пытаясь вначале придать себе политическую окраску. В то время, все эти недоброй памяти Донские, Черновы, Замащиковы, Брагины и другие, помельче, работали под флагом «долой продналог». Не найдя сочувствия у населения, банды превратились постепенно в «кристально-чистые» шайки уголовников. В 1925 году они пытались несколько раз делать налеты на поезда. Раз ошиблись — спустили под откос на сороковой версте от Иркутска к Байкалу товарный состав вместо скорого. Поживиться не удалось. Вскоре после этого у полустанка «Халярты» (?), Томской жел. дороги сделали налет на платежный (?) поезд, который вез зарплату железнодорожникам. Охрана поезда отбила нападение бандитов, получив за это потом именные часы от Реввоенсовета. У иркутян свежо еще в памяти «событие», взбудоражившее два года тому назад весь город. Молодцы из шайки Сеньки Черных (?) вышли на гуляющих в урочище «белый (?) ключ» горожан и раздели их, оставив в одном исподнем. Почти во всех этих «делах» (неразб.) участвовал Развозжаев — начавший сначала одним из (неразб.) «самого» Донского. Потом от него откололся и с своей собственной бандой колесил по (неразб.) углам и обрезом своим (неразб.) раправу над «непокорными». К концу позапрошлого года ГПУ с корнем ликвидировало все банды. И только один Развозжаев, распустив отряд свой, бродил как неприкаянный по тайгевместе с другом своим «сердечным» (неразб.)редкиным. Но от конца своего, неизбежного для бандита, не ушел. 29 июля он был убит в перестрелке в селе Малька, не успел как следует покуражиться над земляками (?) и растянуть лады своей двухрядки. В поимке бандита участвовали милиционеры — (неразб.), (неразб.), Лоскутов, (неразб.), местные коммунары — (неразб.), Прокопьев и комсомольцы — (неразб.), Хамаганов, Сункуев (?) и (неразб.). Отрядом руководил тов. Гордиенко". Скан статьи:
мир: http://vla.aif.ru/issues/1605/10 Интересная газетная статья, хотя и без ссылок, да и источник - совсем недостоверный. Басмачи из Штыково 79 лет назад в крае были уничтожены последние «белые» партизаны Классовая борьба на территории Дальнего Востока не закончилась 25 октября 1922 года освобождением Владивостока и присоединением Дальневосточной республики к РСФСР. После этой даты противники большевиков боролись с новой властью с оружием в руках. Террор бывает разным Укреплявшаяся после 22-го года в Приморье власть большевиков жестко «вычищала» новую территорию республики советов от эксплуататоров и врагов народа. В тридцатые «зачистка» выплеснулась на просторы сельскохозяйственного «зеленого клина» Приморья. Это обернулось трагедией не только для крестьян, но и для тех, кого направляли на подавление бунтов. В боях гибли селяне, красноармейцы, милиционеры, сотрудники ОГПУ, учителя, присланные для организации колхозов рабочие. К сожалению, о последствиях вооруженного противостояния селян и власти тогда не думали ни в Москве, ни в белоэмигрантском Харбине, ни во Владивостоке. Напротив, в соседнем с Приморьем китайском Харбине был создан ряд организаций, которые ставили своей задачей проведение акций террора против советской власти. — Граната и пуля — закон террориста! Мы сами решаем свой час. Во взорах отвага как солнце лучиста, и души, как пламя у нас, — пели члены харбинского «Братства русской правды» (БРП). Молодежь в черных рубашках со свастикой срывала в этом городе с домов красные флаги, нападала на дипкурьеров и совслужащих, устроила провокации против певца Федора Шаляпина. В Харбине была создана Российская фашистская партия (РФП), здесь формируются боевые отряды для заброски на российскую территорию. На Дальнем Востоке образованы четыре фронта партизанской борьбы против большевиков — в Забайкалье, Амурской области, Монголии и Приморье. По Амуру, Уссури и Тумангану сотнями спускались по течению бутылки с закупоренными в них листовками, призывающими к мятежу. Об одном из таких, «Шкотовском восстании», рассказывают недавно рассекреченные архивы… Из крестьян — в бандиты В начале 1930 года в Шкотовском районе были раскулачены оленеводы Михаил Патюков и Семен Буренок с братьями, а также трое крестьян села Майхе (ныне Штыково) — Евдоким Дорошенко, Иван Шпилько и Гавриил Мурач. Их крепкие хозяйства, в которых одинаково споро работали хозяева и рабочие, были причислены к кулацким, обложены гигантским налогом, затем конфискованы. Буренок, Дорошенко, Шпилько и Мурач, возвращаясь с суда, заехали к Патюкову. А он посоветовал майхинцам податься в бега — авось, скоро грянет беда и для красных. Дома осужденные собрали одежду, продукты, оружие, погрузились на телеги и ночью ушли в тайгу. А в Майхе зачастила милиция, чтобы отправить их в исправдом. Осужденные по ночам изредка пробирались к родне, запасались едой, ждали восстания. Однако надеждам не суждено было сбыться, путь к свободе был только в Китай, куда приморцы в те годы шастали как к себе в овин: шкуры и дикоросы продать, спирту, сахару и ситцу купить. Тихон Буренок предложил перед уходом за кордон «хлопнуть дверью так, чтобы услышало начальство в Шкотово и Владивостоке». В Многоудобном «лесные стрелки» ночью расстреляли через окно «приезжего с портфелем» — им оказался безобидный завотделом райисполкома Андрей ЗАЛЬПЕ, а не ненавистный крестьянам «уполномоченный по раскулачиванию». В конце мая секретарь партячейки Майхе Николай ШЕВЦОВ призвал сельчан оказать помощь милиции в задержании убийц Зальпе. Шевцов прямо называл виновниками его гибели не только прятавшихся в лесу, но и их родственников, действительно помогавших беглым… — Вы же знаете, — возмущался Шевцов, — что бандиты регулярно приходят домой, парятся в бане, спят с женами в чистой постели, а потом уходят в тайгу. — Застрелить подлеца! — взорвался гневом, когда узнал о выступлении коммуниста, «лесной брат» Евдоким Дорошенко. Николай Шевцов работал поливальщиком в рисосовхозе. Ночью семеро его палачей открыли шлюз на поля и сели в засаде. Узнав, что вода хлынула на поля, Шевцов побежал к шлюзу. Раздались выстрелы — партиец был сражен наповал. Следующей ночью «лесовики» отправились в корейский поселок, который советская власть построила на отнятых у майхинцев покосах. Фанзы мигрантов были сожжены дотла. Дальше — больше. Пока ОГПУ проводило в Майхе собрание, осуждавшее теракты, «лесовики» сожгли тарный цех Дальтреста, который власть устроила на общинном гумне села. В ногах правды нет Весной 1930 года в районе объявился еще один отряд повстанцев под руководством Афанасия КУКСЕНКО. Борьба чекистов с шкотовской Вандеей продолжалась два с половиной года и сопровождалась ощутимыми жертвами. Возле Романовки были убиты четыре милиционера, в Колодезной пади застрелен чекист РУСАНОВ. Только за одну неделю мая 1931 года погибли чекисты СМОЛЯНИНОВ, БЕЛЯЕВ, ШВАРЦ, ЛАДЫНСКИЙ. Наконец, от залпов «лесных стрелков» в тайге погиб целый чекистский отряд. Восставшие крестьяне иногда откровенно беспредельничали. Один из них, Григорий ИВАШКО, напившись на побывке дома, ввалился в дом учителя УЛАСЕВИЧА и застрелил его вместе с женой. По пути в тайгу встретил жену председателя сельсовета — застрелил и ее. А отряд Куксенко ограбил коммуну в Петровке, лесобазу в Стеклянухе, предприятие «Союззолота» в Душкино. В отряд удачливого «экспроприатора» еженедельно вливались добровольцы, он разросся до 100 штыков. Чекисты просто не имели сил для подавления восстания. Да и тактика «лесных братьев» была сродни действиям басмачей Средней Азии — те нападали из бескрайних песков, крестьяне — из необъятной тайги, причем население относилось к восставшим сочувственно. Поэтому сначала в тайгу направили родственников крестьян с письмами, обещавшими амнистию. Из тайги вышлИ 50 человек, 20 из них даже вступили в отряды милиции. Нераскаявшиеся же устали от таежных странствий и приняли решение уходить в Китай. Но при посадке на шаланду в районе Океанской отряд попал в засаду, огнем чекистов были ликвидированы пятеро, в том числе трое братьев Буренок. По закону военного времени В Харбине шкотовцы вступили в РФП, прошли курс терроризма и даже взорвали гранатой фойе местного банка. Погибли несколько человек, в том числе японец, что послужило предлогом для ввода войск микадо в Маньчжурию. В декабре 1931 года в отряде шкотовских партизан числились 23 человека: обучены, вооружены, экипированы, в том числе пудами взрывчатки. Двадцать пятого мая 1932 года их «Отряд спасения родины» получил приказ взорвать подъемник на сучанской ветке, разорвать железнодорожное сообщение между Владивостоком и Хабаровском, заодно уничтожая большевиков Шкотовского района по списку. Однако сразу после перехода границы «банда в составе 28 человек, одетая в японскую форму, вооруженная винтовками японского образца», попала в клещи заградотрядов РККА. Численность отряда таяла после каждой перестрелки. Через две недели в нем остались лишь шкотовцы, которые спешили домой. Однако в Майхе их ждала страшная весть — жены и дети высланы на Колыму, избы заколочены, поля заросли лебедой. В Романовке, Петровке, Новороссии, Центральном, Майхе, Речице посажены десятки земляков, а чекистам известен состав отряда и то, что они несут взрывчатку для диверсий. А диверсант и шпион — изменник родины, он вне закона, поэтому пуля в лоб ждет без суда и следствия. Шкотовцы выкинули взрывчатку в речку и пошли назад, через границу в Суйфуньхе, где нанялись на полевые работы. Но большевистское возмездие неотвратимо. В середине июля 1932 года чекистская опергруппа получила приказ задержать ушедших за кордон. Чекисты перешли границу с Китаем под видом крестьян и направились прямо в хозяйство, где на косовице работали шкотовцы. Четверо «партизан» пытались спастись бегством от незнакомцев — и были изрешечены перекрестным огнем. Афанасий Куксенко и его сын Дмитрий, Тимофей Литвинчук и Яков Правдивец сдались без боя. Чекисты опять же через границу нелегально привезли их во Владивосток, а скорый суд приговорил их к расстрелу.
Oigen Pl: Интересные данные, вот только один небольшой анахронизм с терминологией: понятие "Измена родине" появились двумя годами позже этих событий. 20 июля 1934 года появилось Постановление ВЦИК и СНК РСФСР о дополнении Уголовного кодекса РСФСР ст. ст. 58-1а, 58-1б, 58-1в, 58-1г: Дополнить Уголовный кодекс РСФСР статьями 58-1а, 58-1б, 58-1в и 58-1г следующего содержания: "58-1а. Измена родине, т.е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, караются высшей мерой уголовного наказания - расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах - лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества". "58-1б. Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания - расстрелом с конфискацией всего имущества". "58-1в. В случае побега или перелета за границу военнослужащего, совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или совершенной измене, или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, караются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией всего имущества. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления - подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет". "58-1г. Недонесение со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенной измене - влечет за собой лишение свободы на 10 лет. Недонесение со стороны остальных граждан (не военнослужащих) преследуется согласно ст. 58.12 Примечательно, что появление этих статей вызвано тоже дальневосточным происшествием - "улетом" 11 марта 1934 года в Маньчжурию старшего техника 209-й авиагруппы Варфоломеева вместе с техником Дмитриевым. Это происшествие послужило причиной большой свары между ОГПУ и армией и свело в могилу Менжинского.
Oigen Pl: Алексей Елисеенко пишет: Почти все дела 30-х чекисткая местификация. Хотя мистификаций хватало и в 20-е годы, но, наверное, тогда еще масштабы были поменьше: "Из воспоминаний Л.Ф. Журавлева. Филипп* рассказал брату, что перед службой в г. Тары он служил уполномоченным Омского губернского отдела ГПУ по Славгородскому уезду. Там Журавлеву поручили опасное дело. Он сменил имя, став Виктором Павловичем, и под видом белогвардейского офицера внедрился в банду, состоявшую из группы колчаковских солдат и офицеров, ушедших в тайгу. Вскоре бандиты и их связные стали часто попадать в засады чекистов. «Белые» повстанцы догадались, что к ним в отряд заслали лазутчика. На одной из сходок подозрение пало на Журавлева. Тот смекнул, что дело плохо, поскольку у него в одежде был зашит мандат сотрудника ЧК. Тогда он выхватил револьвер, вышел в круг и закричал, что он сын офицера, сам русский офицер, и не может допустить, чтобы его расстреляли как шпиона. Пусть лучше старший по званию офицер возьмет у него отцовский наган и застрелит его. Ему легче умереть, чем быть опозоренным. Главарей повстанцев удивил этот «благородный» порыв и с него сняли подозрения. За выполнение этого задания Виктора* наградили золотыми часами." - http://andjusev.narod.ru/1901-1946.htm Писавший это, видимо, сам никогда так и не побывал в Славгороде - потому что понятие "тайга" к этому степному городу и его окрестностям (на несколько сотен километров) никак нельзя применить. * ЖУРАВЛЕВ ВИКТОР ПАВЛОВИЧ/с рождения - Филипп Филатович (1902, с. Имиас Минусинского уезда Енисейской губ. — 01 12.1946). Родился в семье крестьянина-середняка. Русский. В КП с 02.20. Кандидат в члены ЦК ВКП(б) (18 съезд), исключен из кандидатов в ЦК ВКП(б) на XVIII партконференции (02.41). Депутат Верховного Совета СССР 1 созыва. Образование: 5 лет в училище; учительская семинария, г. Минусинск 07.17-06.18; 2 Сибирские пех. курсы комсостава РККА 01.20-10.20. Работал в хозяйстве отца, Имиас до 05.16; рабочий на рыбных промыслах купцов Рогозинских 05.16-07.17; работал в хозяйстве отца, вел агитацию за большевиков, Имиас 08.18 — 02.19; организовал партизанский отряд 02.19, который в 08.19 влился в отряд Щетинкина; ком. роты, ком. взвода партизанского отряда, Минусинский, Ачинский и Красноярский уезды 02.19-01.20; ком. роты 33 стр. полка 10.20-03.21. В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД: опер. комиссар Омской губ. ЧК 03.21-04.21; районный уполн. политбюро ЧК Тарского уезда 04.21 — 03.22; пом. Уполн; уполн. Омского губ. отд. ГПУ по Славгородскому уезду 03.22-02.23; уезд. уполн. Омского губ. отд. ГПУ, г.Тара 02.23-04.26; пом. уполн. Хакасского окр. отд. ГПУ 06.26-07.29; уполн. Барнаульского окр. отд. ГПУ 07.29-12.29; уполн. ПП ОГПУ по Сибирскому краю 12.29-08.30; уполн. ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю 08,30 — 04.31; опер. уполн. Барнаульского опер. сектора ГПУ 04.31- 02.33; нач. СПО Томского опер. сектора ГПУ 02.33 — 10.07.34; нач. CПO УГБ Томского опер. сектора НКВД 10.07.34-11.35; зам. нач. Томского гор. отд. НКВД, нач. СПО УГБ 11.35-12.36; зам. нач. 3 отд. УГБ УНКВД Красноярского края 13.03.37-28.09.37; нач. УНКВД Куйбышевской обл. 28.09.37-28.02.38; нач. OO ГУГБ НКВД Приволжского ВО 28.09.37-28.02.38; нач. УНКВД Ивановской обл. 28.02.38-05.12.38; нач. УНКВД Московской обл. 05.12.38-13.01.39; нач. Упр. Карагандинского ИТЛ НКВД 22.06.39-08.03.44; в распоряжении отд. Кадров НКВД СССР 03.44-07.44; сотр. Дальстроя НКВД СССР 07.44-11.46. Умер по дороге в Москву.
Oigen Pl: Кстати в "генералы" бывших офицеров начали "производить" гораздо раньше "дел" 30-х годов. Например, "генерал Белов" вот так представлен в примечании к документу, размещенному на сайте фонда Яковлева: "Генерал Белов (он же — есаул атаман Незнамов, Леопольд Баратов, доктор Грибоедов) — настоящее имя — Карасевич Алексей Антонович (1900—1922) — из крестьян Витебской губернии, подъесаул в армии Колчака. В 1922 г. арестован и по приговору ревтрибунала расстрелян в Ново-Николаевске (см.: ГАНО. Ф.п. 1. Оп. 2. Д. 375. Лл. 6, 7, 21, 80)" Эту мистификацию с мнимым "генеральством" даже принял в недавнем времени и уважаемый С.В. Волков ("Летом 1921 г. значительные районы Западной Сибири охватило восстание ген. Белова (б. командующий Южной армией)" - см. Гл. 4 // Трагедия русского офицерства. — М., 1993). Это утверждение заканчивается ссылкой "Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья, кн. 2, с. 95–99". Правда Голинков давно назвал не только подлинную фамилию "генерала", но и все псевдонимы помимо "генеральского": "Руководителем незнамовской антисоветской группы являлся один из участников ишимско-петропавловского восстания 1921 г., бывший казачий офицер штабс-капитан А. А. Карасевич. После разгрома армии Колчака, в которой он служил подъесаулом, Карасевич занимался некоторое время подпольной антисоветской работой, а затем состоял па советской службе в Петропавловске. В феврале 1921 г., когда повстанческий отряд, руководимый «главнокомандующим» полковником Кудрявцевым, занял Петропавловск, Карасевич примкнул к нему и был назначен «помощником главнокомандующего». Затем Карасевич получил от Кудрявцева задание сформировать «независимый особый добровольческий отряд» под названием «отряд атамана Незнамова» и начать вооруженную борьбу в тылу советских войск. В г. Барабинске он встретился с эсером А. Окуличем, раньше работавшим информатором при штабе полковника Кудрявцева, и с его помощью приступил к выполнению задания, к формированию вооруженного отряда. Это дело Карасевич поставил на широкую ногу: создал штаб-квартиру в Каинске, «штабы пополнения», контрразведку. «Командующий отрядом атаман Незнамов» (в других случаях он выступал как генерал Белов, доктор Грибоедов, Баратов и т. д.) письменными приказами назначал своих сообщников на различные посты, выдавал назначенным лицам мандаты с печатью." Т.е. само собой А.А. Карасевича-Незнамова-"генерала Белова" расстреляли не "в 1922 году в Новониколаевске", а позже - иначе сфабрикованный и оконченный летом 1923 года базаровско-незнамовский процесс назывался бы иначе. А.А. Карасевича и еще 21 приговоренного на судебном процессе по "базаровско-незнамовскому делу" расстреляли в Новониколаевске 28 июля 1923 года.
Барабаш: Oigen Pl пишет: В г. Барабинске он встретился с эсером А. Окуличем, раньше работавшим информатором при штабе полковника Кудрявцева, и с его помощью приступил к выполнению задания, к формированию вооруженного отряда. Это дело Карасевич поставил на широкую ногу: создал штаб-квартиру в Каинске, «штабы пополнения», контрразведку. «Командующий отрядом атаман Незнамов» (в других случаях он выступал как генерал Белов, доктор Грибоедов, Баратов и т. д.) письменными приказами назначал своих сообщников на различные посты, выдавал назначенным лицам мандаты с печатью." Т.е. самом собой А.А. Карасевича-Незнамова-"генерала Белова" расстреляли не "в 1922 году в Новониколаевске", а позже - иначе сфабрикованный и оконченный летом 1923 года базаровско-незнамовский процесс назывался бы иначе. А.А. Карасевича и еще 21 приговоренного на судебном процессе по "базаровско-незнамовскому делу" расстреляли в Новониколаевске 28 июля 1923 года. У А. Теплякова есть работа, посвященная процессу по делу Базаровско-Незнамовской организации в Новониколаевске: Тепляков А. Г. «Базаровско-Незнамовское дело» 1923 г.: технология фальсификации и пропагандистского обеспечения // Судебные политические процессы в СССР и коммунистических стра-нах Европы: сравнительный анализ механизмов и практик проведения: сборник материалов рос-сийско-французского семинара (Москва, 11 - 12 сентября 2009 г.). – Новосибирск: Наука, 2010. 228 с. - С. 100–110. Можно скачать: http://rusk.ru/st.php?idar=424680
мир: Статья о ликвидации "Таежного штаба" на Дальнем Востоке. http://greatoperation.narod.ru/3/likvidstaba.htm МЕЖДУ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ МИРОВЫМИ ВОЙНАМИ ЛИКВИДАЦИЯ "ТАЕЖНОГО ШТАБА" Довольно широко известны операции советской разведки, проведенные на Западе. О них писали и ветераны разведки, и иностранные историки, и журналисты, и перебежчики. Между тем еще в ходе Гражданской войны, а также после ее окончания советская разведка провела немало интересных и важных по своему значению операций на Дальнем Востоке. Среди них такие яркие, как приобретение знаменитого секретного документа — "Меморандума Танаки" (его полное название "Меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии"). В меморандуме впервые заявлялись истинные поэтапные планы Японии по завоеванию мира: сначала Маньчжурия и Монголия, затем Китай, Индия, страны бассейна Тихого океана, Малой и Центральной Азии и, наконец, Европы. В качестве "программы национального развития Японии" выдвигалась необходимость "вновь скрестить мечи с Россией". Меморандум был опубликован во многих странах и вызвал большой международный резонанс. И хотя японцы открещивались от него, дальнейшие события 1930–1940-х годов подтвердили подлинность документа. В конце 1920-х годов были добыты и другие ценные материалы о планах японской военщины под названием "Оцу", "Хэй". Но мы расскажем еще об одной операции, проводившейся вскоре после Гражданской войны, когда обстановка на Дальнем Востоке была еще неустойчивой. В октябре 1922 года Красная Армия под командованием И.П. Уборевича освободила Спасск, Волочаевск и Хабаровск, а также Владивосток. Разрозненные остатки Белой армии отступили в Корею, Шанхай и Маньчжурию. Однако на территории Приморья и Дальнего Востока осела американская и японская агентура, продолжали активно действовать подпольные диверсионно-террористические формирования. Больше года прошло со дня освобождения Дальнего Востока от интервентов, но обстановка в крае продолжала оставаться неспокойной. Активно действовали крупные, хорошо вооруженные отряды террористов, которые прятались в лесах и нападали на села, кооперативы, небольшие милицейские участки, транспорт, перевозивший деньги, почту и продовольствие, перерезали линии связи, взрывали мосты. В некоторых районах они чувствовали себя почти полновластными хозяевами. В этих выступлениях просматривались незримая руководящая рука и определенный "почерк". Однако от террористов, попадавших в плен, никак не удавалось добиться, кто их возглавлял. Лишь немногие из арестованных невнятно бормотали о каком-то "Таежном штабе". Но никто не знал, где этот штаб, кто им командует, как поддерживается связь между ним и подпольными формированиями. Наконец захваченный в плен бывший белый офицер рассказал, что "Таежный штаб" действительно существует, хотя его точное расположение ему неизвестно. Удалось установить и одну важную деталь: штаб — не последняя инстанция. Все указания, деньги, оружие присылались из Харбина. Там и следовало искать руководящий центр подполья. Харбин считался главным городом зоны КВЖД — Китайско-восточной железной дороги, находившейся под юрисдикцией России. Харбин называли столицей "Желтой России". Теперь здесь сосредоточились остатки колчаковской армии, войск атамана Семенова, барона Унгерна, Дитерихса, множество беженцев. Эмиграция жила своей жизнью: богатые, успевшие вывезти свое добро или прихватить чужое, благоденствовали, бедные — бедствовали. Нищета, даже среди бывшего офицерства, была ужасающей. Не случайно харбинские тюрьмы заполнились русскими, а многие офицеры подались в наемники к китайским генералам, беспрерывно воевавшим между собой. В этой обстановке японцы искали среди русского офицерства людей, готовых служить им. В их числе оказались и профессиональные высокообразованные военные — генералы, полковники и боевая, готовая на любые рискованные действия, молодежь. Одни шли за деньги, других влекла идея "Белой России". Но о том, что все они работают на японцев, знала лишь небольшая группа людей, связанных с японской резидентурой, остальные считали, что служат монархическим силам. В задачи создаваемых японцами формирований входили дестабилизация положения на Дальнем Востоке, его отрыв от России и, конечно же, сбор военной и политической информации. Военный отдел Харбинского монархического центра возглавляли генерал Кузьмин и профессиональный контрразведчик, бывший представитель Императорской ставки в международном разведбюро в Париже, а затем начальник Особого отдела армии Верховного правителя России А.В. Колчака, полковник Жадвоин, "спонсором" которого являлся японский резидент Такаяма. Только что созданная резидентура советской разведки в Харбине получила задание осуществить "агентурное проникновение" в этот отдел с целью получения секретной информации о его деятельности. Вскоре разведчики убедились, что со стороны к Военному отделу не подступиться. Пришлось искать человека, уже работающего там. С большим трудом чекистам удалось приобрести надежного помощника — Сомова, однако он не имел доступа к оперативным планам отдела. Приобрести же агента в руководящем звене казалось делом неосуществимым, так как там все люди были проверенные, закаленные в боях с большевистской властью, Красной армией. И все же поиски подходящей кандидатуры продолжались. От Сомова узнали, что есть в отделе некий подполковник Сергей Михайлович Филиппов. Во время Гражданской войны служил у Колчака, считался опытным, знающим офицером, пользовался авторитетом как военный специалист, был в курсе всех операций. И еще одна деталь, за которую так и хотелось ухватиться, — Филиппов отрицательно относился к зверствам таежных банд, иногда сдерживал их активность, за что кое-кто из офицеров считал его чуть ли не "пособником" красных. Решили глубже изучить его и привлечь к сотрудничеству. Методы вербовки в те годы были не очень хитроумными, но нередко давали нужный эффект. Прежде всего привлекали тех, кто подавал заявления о возвращении на родину и своим трудом хотел заработать это право. А так как времена были суровые, то иной раз приемы применялись, как говорят, "жесткие". Например, намекали, что в случае отказа от сотрудничества могут пострадать родные, живущие в России. Нуждавшихся в деньгах и не собиравшихся возвращаться вербовали, как правило, "втемную" от имени американской или японской разведок. Метод этот был хорош тем, что информация от таких агентов всегда поступала правдивая: никто не решался обманывать японцев и американцев, знали, что те скоры на расправу. Филиппов возвращаться на родину не собирался, жил скромно, нужды в деньгах не испытывал. Единственная зацепка — его "либерализм" — пока была слишком эфемерна. Но вскоре от Сомова узнали, что жена и дочь Филиппова живут во Владивостоке, и туда ушла депеша с просьбой разыскать их. Тем временем и противник не дремал. Однажды взволнованный Сомов, придя на встречу, протянул оперработнику местную эмигрантскую газету. Ткнув пальцем в одну заметку, сказал: — Читайте!.. В заметке сообщалось о том, что беженец из Владивостока, бывший красноармеец Мухортов, рассказал о расправе над семьями офицеров. Перечислялись женщины и дети, которых чекисты казнили, отрубив им головы. Среди них были жена и дочь Филиппова. — Вы понимаете, в каком он сейчас состоянии? Он поклялся люто мстить советской власти. Заметка сразу же вызвала у разведчиков сомнения. Во-первых, сам факт казни детей был сомнителен, а во-вторых, чекисты расстреливали своих противников, а не рубили им головы — это был чисто китайско-японский метод казни. Одному из работников резидентуры удалось разыскать Мухортова, познакомиться с ним. В умело построенной беседе (от имени шайки контрабандистов, якобы собиравшихся привлечь Филиппова к сотрудничеству) чекист выяснил, что Мухортов никакой не красноармеец, а беглый уголовник, и заметку подписал за деньги, полученные от человека, который по описанию был очень похож на полковника Жадвоина. Стало ясно, что, ценя Филиппова как специалиста и опасаясь за его лояльность, японцы и белая контрразведка решили удержать его таким способом. Разведчик сумел было убедить Мухортова встретиться с Филипповым и рассказать о лживости заметки, как вдруг Мухортов выхватил пистолет и с криком: "Ах ты, гад, чекист! Я тебя видел в ЧК, когда на допрос водили!" — набросился на него. В завязавшейся схватке Мухортов был убит, резидентура потеряла важного свидетеля, К тому же из Владивостока поступила обескураживающая новость, что жена и дочь Филиппова "проживающими в городе не значатся". Несколько дней спустя Сомов явился на встречу с двумя важными сообщениями. Во-первых, Филиппов поделился с ним тем, что, желая лично отомстить большевикам за гибель семьи, он сам идет в рейд через границу в составе отряда полковника Ширяева. Более того, Сомову удалось узнать время и место перехода отрядом границы. Кроме того, Филиппов в разговоре с Сомовым упомянул, что фамилия его жены вовсе не Филиппова, а Барятинская, из чего следовало, что предыдущие поиски шли в ложном направлении. В ту же ночь во Владивосток ушла срочная информация. Отряд Ширяева беспрепятственно пропустили через границу, "вели" несколько километров, а затем в короткой схватке полностью разгромили, Ширяев бежал. Филиппова удалось взять в плен. Несколько дней местные чекисты, используя материалы, поступившие из резидентуры, упорно и настойчиво работали с ним, добиваясь добровольного перехода его на свою сторону, но безрезультатно. Во время одного из допросов он заявил: — Вы со мной ничего не сделаете. Самое страшное, что может испытать человек, я уже испытал — насильственную смерть самых близких мне людей. — Вы ошибаетесь, Сергей Михайлович, — поправил его оперработник, — мы не мстим невинным людям. — Но моя жена и дочь зверски убиты! — воскликнул Филиппов. Вместо ответа чекист встал, подошел к двери и открыл ее: — Елена Петровна, Ирочка! Идите сюда! Жена и дочь бросились на грудь ошеломленному Филиппову. Когда ему стала известна подоплека затеянной японцами и белой контрразведкой против него провокации, он без колебаний дал согласие на сотрудничество с советской разведкой и поклялся честью офицера до конца служить ей. Воспользовавшись легендой об удачном побеге из окружения и обратном переходе границы, Филиппов вскоре вернулся в Харбин. Теперь у него была еще и слава "боевого партизана". Вскоре, выполняя задание чекистов, С.М. Филиппов подготовил хорошо продуманную и обоснованную докладную записку на имя руководства Военного отдела. В ней, ссылаясь на многочисленные провалы и поражения белогвардейских отрядов, вызванные отсутствием своевременной информации, единого плана действий и должной координации работы, он предлагал создать информационный центр и выделить сравнительно небольшую сумму для его успешной работы. План одобрили и дали деньги. Военный отдел выделил в распоряжение Филиппова несколько связных, которые систематически пробирались через границу, встречались с руководителями отрядов в Приморье, получали от них информацию и доставляли ее в Харбин. Филиппов ее обрабатывал и препровождал в штаб, но и резидентура во Владивостоке также стала получать и сообщать в Центр важные и своевременные данные о бандах, готовящихся к переброске, о времени и маршрутах, о лазутчиках и эмиссарах противника. Однажды от Филиппова поступила серьезная информация о том, что, по указанию японской разведки, готовится восстание в Спасском, Никольск-Уссурийском, Яковлевском и Анучинском уездах Приморья… Расчет был на то, что оно послужит детонатором повстанческого движения в других районах. Через Филиппова стало также известно, что для координации повстанческой деятельности в "Таежный штаб" направляется жестокий и беспощадный поручик Ковалев. Это сообщение было одним из последних. В резидентуру поступили данные, что обеспокоенная многочисленными провалами контрразведка белых и японской миссии заподозрила Филиппова в предательстве. Кольцо вокруг него сжималось. Было решено вывести агента из Военного отдела и использовать ситуацию дли его проникновения в "Таежный штаб" с целью разгрома. Операция прошла успешно. Удалось инсценировать похищение Филиппова и его "убийство чекистами". По "невинно убиенному рабу Божию Сергею" в штабе отслужили панихиду. Подозрения с него были сняты, и все операции, задуманные и спланированные с его участием, продолжались без каких-либо изменений. Поручика Ковалева чекисты захватили после перехода границы, и по его удостоверению (на вымышленное лицо) в "Таежный штаб" направился Филиппов. Это было рискованно — весть о его "гибели" могли дойти до "таежников". Но игра стоила свеч. В помощь Филиппову выделили группу пограничников и бывших партизан в составе двенадцати человек, комиссаром которой стал владивостокский чекист И.М. Афанасьев. Подготовку группы осуществлял будущий известный советский разведчик Д.Г. Федичкин. Этот человек заслуживает того, чтобы о нем сказать особо. В его биографии — партизанская и подпольная работа в тылу у белых и японцев, разведывательная работа в предвоенные годы в Латвии и Польше, арест и заключение в польскую тюрьму. Затем, в годы Второй мировой войны, — работа на территории Болгарии, после войны — руководство резидентурой в Риме и долгие годы, посвященные воспитанию новых поколений разведчиков… Но вернемся к событиям вокруг "Таежного штаба". Отряд Филиппова — Афанасьева успешно добрался до него. Вскоре разведчики были в курсе всех вопросов подготовки восстания. Под предлогом "сохранения сил" удалось уговорить руководство "штаба" сократить текущие операции, проще говоря — бандитские налеты. Однако это вызвало подозрение у некоторых руководителей. Существовало также опасение, что в "штабе" появится кто-либо из белогвардейцев, знавших о миссии Ковалева и об "убийстве" Филиппова. Расправа над агентом и его товарищами могла произойти в любой момент. Эти обстоятельства заставили ускорить ликвидацию "штаба". Операция, которую провели с этой целью Филиппов и Афанасьев, вряд ли имеет аналоги в истории разведки. Филиппов, страстный фотограф-любитель, всегда носил с собой фотоаппарат. По его предложению руководители "Таежного штаба" расположились для группового фотографирования. Рядовые, в том числе члены его отряда, стояли в стороне; их очередь была следующей. Отряд Филиппова замер в ожидании условного сигнала командира. И вот вспыхнул магний. В тот же момент раздались выстрелы, и главари "штаба" были уничтожены. Остальные, растерявшись, сдались без сопротивления. Лишь одному бандиту удалось скрыться и добраться до Харбина, где он и доложил о происшедшем. Оказавшись единственным "представителем" "Таежного штаба", Филиппов принял срочные меры для предотвращения восстания и для ликвидации оставшихся отрядов. Положение в Приморье стабилизировалось. В 1925 году во Владивостоке состоялся судебный процесс по делу эмиссара Ковалева и выявленных с помощью группы Афанасьева — Филиппова руководителей белогвардейского подполья, которые должны были возглавить намечавшееся восстание. На нем была полностью разоблачена подрывная деятельность белогвардейских организаций и "центров" в Приморье.
белый: Военный отдел Харбинского монархического центра возглавляли генерал Кузьмин Видимо ошибка. Верно - генерал Косьмин.
мир: ОТ АВТОРА Работая с архивными делами управления комитета Государственной безопасности по Читинской области, я обнаружил документы из истории бандитских формирований на территории нашего края, ранее нигде не публиковавшиеся, но представляющие огромный интерес. Недобитые семеновцы, ушедшие от расплаты на территорию Китая, не оставляли мысли вернуться не только самим, но и вернуть все, что было до установления Советской власти; Одним из таких махровых контрреволюционеров был Захар Иванович Гордеев. Он не соглашался с методами подрывной работы и борьбы, которые применял генерал Мыльников (Операция "Аркийские столбы") и, побывав несколько раз в советском Забайкалье, предлагал использовать свои методы. В материалах о борьбе забайкальских чекистов с контрреволюционными организациями и белыми бандами 3. И. Гордеев называется видным деятелем белогвардейскогд движения за рубежом. С 22 мая 1922 года по 12 апреля 1925 года он вел активную вооруженную борьбу с Советской властью в Забайкалье. Кто же такой Захар Иванович Гордеев? Родился он в селе Орей Акшинского уезда в семье рядового казака. До августа 1917 года служил во Втором Верхнеудинском Забайкальском казачьем полку в чине классного фельдшера. В октябре 1918 года избран членом правления Забайкальского казачьего войска. В марте 1920 года назначен помощником командира пятого казачьего полка по хозчасти. В начале сентября 1920 года избран членом Читинской городской управы. 20 мая 1922 года оставил Читу и вступил в командование партизанским отрядом. Но... сколько веревочке ни виться, конец все-таки наступает. И вот "партизанский вожак" 3. И. Гордеев 18 апреля 1925 года предстал перед начальником контрразведывательного отдела Забайкальского губернского отдела ОГПУ Викторова. Запись допроса привожу с некоторыми сокращениями...[68] ...В феврале 1922 года неизвестный мне китаец передал письмо от генерала Шильникова, в котором он сообщал, что приступил к формированию сильного отряда для борьбы с властью ДРВ и, во имя спасения родного края от нищеты и рабства, предложил мне принять участие в борьбе. В чем именно должно было выразиться мое участие, в письме не было указано. В марте месяце того же года я получил командировку в город Харбин. По пути в Харбин остановился на сутки в Маньчжурии, где в то же время проживал Шильников; при свидании с ним выяснилось, что я должен сформировать отряд в районе Чита 1 Хилок. Назначение отряда: препятствовать нормальному движению по линии Забайкальской железной дороги западнее гор. Читы до его, Шильникова, выступления. На формирование отряда Шильниковым выдано мне было девять тысяч иен. По возвращении из Харбина я предложил полковнику Васильеву и прапорщику Кандакову принять участие в формировании отряда. По их согласию на Кандакова возложено было снабжение отряда оружием. Местом формирования избран поселок Смоленка. Близость этого района к Чите облегчала снабжение отряда всем необходимым. Для выполнения возложенной на меня задачи считалось достаточным сформировать отряд в 50 - 60 человек. Выступить я должен был по условию с Шильниковым к концу июня 1922 года, т. к. к этому времени должна прибыть в его распоряжение Забайкальская казачья дивизия, находившаяся в Приморье. В половине мая прапорщик Кондаков привез мне на квартиру два пулемета системы "Шоша" с патронами и дисками к ним. Пулеметы я спрятал в огороде Вершинина, у которого жил на квартире. Вершинин, как-то прознавший о пулеметах, вывез их на моей лошади. Узнав об этом, я решил, что дело провалилось и мне необходимо скрыться немедленно. Часов около 12 ко мне в кабинет в Управе вошел помощник начальника Читинской городской милиции и спросил, кто и зачем вызвал его по телефону в Управу. Полагая, что он вызван в Управу для участия в аресте меня в связи с вывезенными пулеметами, я направил его в кабинет председателя городского [69] управления, а сам немедленно вышел из Управы, не заходя домой, ушел в лес по направлению к поселху Смоленскому. Утром, только что начало светать, я вошел в дом Леонтия Каргополова и попросил немедленно увезти меня к сыну Федору. Прибыв к месту формирования, я нашел там всего 10-11 человек. В тйт же день я послал одного из людей отряда в город Читу к полковнику Васильеву узнать, что происходит в городе в связи с моим исчезноеением и вывезенными пулеметами. Получил донесение от Васильева, что на меня никаких подозрений нет. Около половины июня в отряд прибыл из Читы милиционер Фильшин. Это обстоятельство показало, что о существовании отряда многим известно. Кроме того, уклончивость в выдаче оружия мне так же стала казаться подозрительной, почему я решил удалиться из окрестностей Смоленской. Речка Чита сильно разлилась, и я с отрядом переправился около поселка Каштак. Пошел в направлении к озерам Иван, Тасей и др. Отряд в момент выступления был в 35 человек. Конечным пунктом предназначен был район Могзона. Следуя к озерам, не помню названия местности, сделал привал на двое суток. За это время полковником Васильевым сделан был налеї на хутор, расположенный по тракту на Витим с целью получить продовольствие. Остановившись в районе Могзона, послана была разведка на ст. Могзон, а так же западнее и восточнее Могзона. Посланные на ст. Могзон Пепеляев и Бернис в назначенное время не возвратились, как оказалось, попали в плен, потом Пепеляев бежал... После обстрела разьезда стало ясно, что занять неожиданно ст. Могзон не удастся. После этого я отправился на запад, но потом поворотил обратно и пошел на восток г.доль линии дороги, имея в виду держаться Яблонового хребта. Постояв до наступления темноты, перешел на южную сторону Сохондо. Разрушил телеграфный аппарат, срезал несколько телеграфных столбов и снял несколько рельс. Прошел вверх по Ингоде до поселка, где и перешел на противоположный берег реки. В гористой местности этого района я простоял приблизительно неделю. В этот период посылал прапорщика Кондакова в село Николаевское купить продовольствия. Табак, крупу и прочее он купил в селе Николаевском, а мясо, одну или две головы рогатого скота, купил в селе Ключи. Кондаков доложил, что ни [70] Слухов, ни газетных сведений о выступлении Шильникова нет. Тогда, считая бесцельным оставаться в Забайкалье, я решил увести отряд в Манчьжурию. Пошел в долину Онона. Пошел по левому берегу реки Былыры, продвинуться на расстояние версты две потребовалось около трех часов. Благодаря туману, шуму реки и тому, что это место считалось непроходимым, я обошел благополучно засаду. Утром рано занял поселок Кулинчу, где, оказалось, приехало за продовольствием несколько человек из засады. Отобрав у них оружие, я их не тронул. При помощи жены председателя собрал пуда два печеного хлеба, взял одного быка и обменял 5-6 лошадей. За быка и хлеб заплатил... По прибытии на ст. Манчьжурия выяснилось, что генерал Шильников все лето сидел в китайской тюрьме. Штаб Шильникова составляли полковники Михаил Куклин, Дмитрий Куклини Евангел Трухин. Замещал Шильникова генерал Мациевский, находившийся в городе Хайларе. В первых числах октября мне был вручен военный приказ. Из приказа явствовало, что ночь на 12 октября 1922 года генерал Шильников сс всеми имеющимися в его распоряжении силами перейдет границу Забайкальской области. Силы исчислялись в три конных бригады, одна отдельная сотня и три отдельных отряда. Командир 1-й бригады генерал Мациевский, 2-й - генерал Золотухин и 3-й - полковник Размахнин, командир отдельной сотни есаул Токмаков, начальниками отрядов- есаул Шадрин, Филлипов и я. Согласно приказу к 12 октября я должен быть на линии Забайкальской железной дороги западнее Читы. В действительности же я только 7 октября получил 75 человек на пополнение отряда, из которых в тот же день, получив обмундирование, разбежалось больше половины. В ночь на 8 октября я выступил со ст. Манчьжурия на озеро Далай, а 9 октября я и есаул Филиппов выступили с Далая по направлению к речке Ульза, а есаул Филиппов - на ст. Тарасун. Так как согласно боевому приказу мне следовало двигаться к линии Забайкальской ж.д., то я, минуя Акшу, направился через поселок Кундулук, Турген и Михайло-Лавловскйй с тем, чтобы перейти реку Онон. У озера Маладалай в 75 верстах от Маньчжурии удалось установить связь с есаулом Токмаковым, стоявшим биваком верстах в пяти южнее Маладалая со своей сотней. Я перешел к его биваку. Есаул Токмаков был мало осведомлен о всем [71] происходящем в Маньчжурии; одно мог мне сказать, что Шильников еще не выступил. Для выяснения, что же делать дальше был командирован в Манчжурию есаул Филиппов, находившийся в распоряжении Токмакова. Через несколько дней прибыл есаул Филиппов и сообщил, что генерал Шильников, полковник Трухин и сотник Пальшин арестованы китайскими властями, генерал Золотухин, его жена и брат убиты на ст. Маньчжурия, и что получить указания в Маньчжурии не у кого, так как никого из членов штаба там не оказалось. Филлипов же и сообщил о падении Приморья. Тогда я решил расформировать свой отряд, а Токмаков свою сотню. Этим и закончилась моя партизанская работа в 1922 году. По прибытии в Харбин в первых числах декабря я приблизительно через месяц тяжело заболел, на нервно-простудной форме, у меня сделалось воспаление радужных оболочек и всего глазного тракта, почему временно был лишен зрения. В первой половине марта поехал в Мукден для лечения глаз в японской глазной больнице. Из Мукдена проехал в Японию. Первоначально побывал в Нагасаки у атамана Семенова... ...Из Нагасаки выехал в Токио, где за неимением свободных номеров в двух европейских гостиницах принят был в свой номер Спиридоном Дионисовичем Меркуловым, бывшим председателем Приморского правительства. Меркулов произвел на меня впечатление человека умного и с сильным характером. Падение Приморья Меркулов объяснял неспособностью избранного правительства генерала Дихтёриса и грызню между собой генералов. Он выражал уверенность, что, оставайся он во главе Приморья, оно бы удержалось и был уверен, нашел бы способ удержать и командный состав. Мечту о политической работе он, повидимому, оставил и был занят подготовкой к отъезду в Америку. В Токио находился и так называемый председатель Сибирского правительства Сазонов. Сазонова я застал в компании каких-то трех молодых людей и генерала Лебедева. С первого же взгляда Сазонов мне не понравился, он произвел впечатление опустившегося, пьяненького и грязненького старичка. Разговор у меня с ним был непродолжительный, он все время говорил о своем процессе с Семеновым, о деньгах, находящихся у Подтягина. Приблизительно минут через 30 - 40 я заявил, что хотел бы [72] поговорить с генералом Лебедевым, таким крутым обрывком разговора, как мне показалось, он был обескуражен. С генералом Лебедевым установлено было встретиться на следующий день у него на квартире. Лебедев производит хорошее впечатление. Он сказал мне, что работает вместе с Сазоновым и состоит председателем военного совета при нем. Это, впрочем, я знал раньше от Головачева. Поделившись с Лебедевым своим впечатлением о Сазонове, я спросил, что связывает его (Лебедева) с Сазоновым. На это Лебедев ответил мне приблизительно следующее: другой подходящей фигуры для работы он пока не видит. Каждый из нас имеет свою историю и против него легко может быть направлена агитация. Против Сазонова трудно агитировать. Нельзя сказать, чтобы он порол, т. к., наверное, и поротых-то не видел, нельзя сказать, что и расстреливал, т. к., он, услышав выстрелы за 500 шагов, так, наверное, залезет под кровать. Кроме того, имеет значение и то, что социалисты его считают хотя и плохим социалистом, но все же своим человеком, а несоциалисты с ним так же легко примиряются, как с работающим с правыми группировками. Мне казалось, что нельзя связываться с человеком, весь удельный вес которого построен на отрицательных величинах, а потому второй раз у Сазонова я не был и с членами его правительства не знакомился. ...По словам Меркулова, жизнь в Японии сильно вздорожала, страна бедная и почти с полным отсутствием скрытых внутренних богатств; великодержавная политика, с необходимостью содержать большой флот и армию, не по средствам Японии и в конечном результате поведет к революции быстрее, чем где-либо в Европе. По возвращении из Японии я первое время ничего не делал и большую часть времени проводил на ст. Альда, где в то время работал на опытном поле мой брат. Интерес к жизни родного края меня не покидал. Мне хотелось выяснить, как живет население и как оно.относится к никому не известной в мире власти, ибо отношение к власти есть показатель прочности власти. Ни одна власть, по моему мнению, не моліет существовать без поддержки населения. Наскоро набрав при помощи есаула Непомнящего и Николая Лоскутова человек около сорока, я, имея 6 старых, проржавленных бердан и одну трехлинейную виитовку, 27 или 28 июля 1923 года выступил из полосы отчуждения, имея в виду получить оружие и лошадей от Баргузинского поста на Денишман. обезоружив его. С большим [73] риском и трудом мне это удалось. ...После Николаевска я перешел Яблоновый хребет и остановился в долине реки Гареки, где и простоял 10 дней. Отсюда я посылал Колесникова и Балаганского, как людей пожилых и не могущих своим видом возбудить какое-либо подозрение, по селам и реке Ингоде, а бывшего у меня бурята и говорящего по-бурятски Фильшина послал в ближайшие бурятские улусы. Буряты только что получили сведения об образовании особой бурятской республики и были этим довольны. В это время прошел к бурятам небольшой конный отряд человек 12. повидимому, со ст. Могзон. Была полная возможность захватить его, но в этом никакой необходимости не было, и я его не тронул. Настроение населения Ингоды было спокойное, деловое. В 1923 году не было даже жалобы на непосильные налоги. Считая настроение населения юго-восточной части области выясненным, я решил возвратиться в полосу отчуждения. Обратно шел через села Аболтукан, Шалахан или Чунгурук, точно не помню, где перешел вброд реку Ингоду и вышел на Читинско-Акшинский тракт верстах в 8-ми севернее села Дарасун. Дальше Агинскою степью. Онон перешел несколько выше поселка Кубухаевского и вышел в Монголию. На реке Дучун дальше Монголией прошел к полосе отчуждения. Ночью верстах в 5 - 6 южнее Маньчжурии остановил людей, оставил за ними оружие и лошадей, посоветовал пачками незаметно в течение ночи въехать в Манчьжурию, а сам в сопровождении Василия Трухина проехал верхом до ст. Хорханте, где сел в вагон желдороги и проехал в Харбин. В Харбин прибыл я в конце сентября и обнаружил там большое оживление, вызванное выступлением великого князя Кирилла Владимировича. В Харбине в первое время я довольно близко сошелся с епископом Нестором, его секретарем Николаем Антоновичем Остроумовым и жившим в доме Нестора Михаилом Ивановичем Максимовым. Из полученных Остроумовым десяти тысяч рублей от купчихи в Ханькоу Литвиновой мне было выдано 300 рублей на прожитие. Епископ Нестор уехал в Японию и возвратился в Харбин перед рождеством 1923 года. По его возвращении между нами началось охлаждение, закончившееся полным разрывом, т. к. после свидания в Японии Нестора с Семеновым у него появилась тенденция на сближение с Семеновым, что для меня было неприемлемо. [74] В 1924 году я решил обследовать настроение северо-восточной части Забайкальской области, а именно: уезды Нерчинско-Заводский и Нерчинский. Нерчинско-Заводский уезд был колыбелью красного партизанского движения во времена Семенова, в значительной части населенный казаками. Для изыскания средств на эту экспедицию я поехал в город Ханькоу приблизительно в феврале месяце 1924 года. Купчиха Литвинова дала мне три тысячи китайских долларов. Формирование шло в гор. Хайларе и велось есаулом Непомнящих и хорунжим Мунгаловым. Деньги ими расходовались будто бы на покупку оружия и лошадей, но к моменту выступления почти ничего не оказалось. Оказывается они при мне держали себя прилично, а без меня сильно пили. В результате перед выступлением Непомнящий покушался на самоубийство и ранил себя в грудь, но не смертельно. За несколько дней до выступления прибыл в Хайлар полковник Дуганов и предложил себя в мое распоряжение. По словам Дуганова, он прибыл с речки Хаула, где у него осталось 7 человек, девять винтовок и столько же лошадей, Дуганов -георгиевский кавалер германской войны и произвел хорошее впечатление, почему я его и принял в отряд. Полковник Размахнин, проживавший с 1922 года по р. Дербулу, приезжал в Харбин в апреле месяце и обещал снабдить меня оружием, хранившимся у него от организации Шильникова. Это обстоятельство побудило меня идти на север по китайской территории до р. Дербула. В ночь на 8-ое мая 1924 года я выступил из Хайлара в составе от 45 до 48 человек. На речке Ганг прибыло еще 20 человек, находившихся на ст. Якэши. На Хаули присоединились люди Дуганова. Всего русскую границу перешло со мною у поселка Ключевского 75 человек. На реке Дербул полковника Размахнина не оказалось и оружия от него я не получил. Я распоряжался переправой, а полковник Дуганов занял с переправившейся частью людей поселок Ключевской, где им было арестовано двое и взято две 3-линейных винтовки и небольшое количество печеного хлеба. Из пос. Ключевской направился по направлению на поселок Хомяковский. Приблизительно на половине пути был обстрелян с гор всадниками, определить принадлежали ли они к войскам охранной стражи или местные жители не удалось. Следуя дальше по горам, получил донесение, что арестованные жители пос. Ключевская во время перестрелки собрались бежать, почему и приказал их расстрелять. Поселок Хомяковский занять [75] не удалось т к. при переходе через реку Уров обнаружен был разъезд, по-видимому, регулярных войск, и мой разъезд был обстрелян. Тогда направился на Богдат по р. Урюм. Невооруженных людей направил в обход поселка Богдановского с северной стороны на Кусулимский тракт, а с вооруженными занял поселок. Следовавший в поселок разъезд вел маленькую перестрелку, при этом один из жителей убит или ранен, и разъездом взята одна винтовка. В поселке Богдановском взято в волостное правление 22 винтовки и около полутора пуда мелкой серебряной монеты. У населения взято 11 бердан, пять или шесть лошадей и немного печеного хлеба. После этого присоединился к части отряда, следовавшей в обход Богданского на Культуминский тракт. Только что присоединился к отряду, как был захвачен один молодой человек, назвавшийся жителем пйселка Зеренского, шедшим с Кутулмы, а вслед за этим ближайшие горы стали заниматься вооруженными людьми. Под обстрелом перешел на противоположную сторону пади в лесистую часть ее. При этом при переходе, чере? речонку потеряно было около пуда взятого в Богданском серебра и потоплено две лошади, Переправился через Шилку у поселка Ложенкинского, Отсюда по реке Ду-женки в поселок Ушмунский. Из поселка Ушмунского направился обратно к Усть-Каре. Занял прииск Ивановку, где в казенной лавке взял продовольствие, обувь и подковы, а так же 18-20 золотников золота. С прииска Ивановского пошел в северо-восточном направлении и перешел линию Амурской желдороги между станциями Сбега и Угрюм, На этом переходе вел перестрелку, по словам китайцев, с отрядом, вышедшим со ст. Могоча. При переходе на северную сторону Амуржелдороги от меня отделился полковник Дуганов с 13 человеками. Перед переходом через линию дороги 9 человек, бывшие в тыловой походной заставе, отстали от отряда, вероятно, бежали. После ухода полковника Дуганова у меня в отряд© осталось всі го 32 человека, Вновь перешел на южную сторону линии дороги и, минуя Ушмун, пошел по р. Ундурге вверх. На ночном перевале перед Ушмуном вновь сбежало из отряда 16 человек, под командой жителя Нерчинске Анохова,, У меня осталось 16 человек, при этом моральное состояние как у меня, так и у людей было подавленное. Активность населения на прейденем пути и побег своих действовал угнетающе. Я решил оставшихся людей вывести из населенного пункта куда-либо на отдых, Для этого пошел вверх по речке Ундурге, потом около ст. [76] Укурей переправился на северную сторону Амурской дороги и вышел на р. Олов. На речке Тунгусский Олов я был окружен отрядом местных жителей и был разбит. Со мною вышло только три человека, а потом, много спустя, еще трое. После Тунгусского Олова я переправился через Шилку в село Бянкино. Продовольствием служило мясо заколотой заводной лошади. Не заходя в поселок Тургинский перешел линию Забайкальской желдороги около ст. Хадабулак, имея ввиду следовать южнее линии в полосу отчуждения, Перед ст. Мациевская я вновь перешел на южную сторону дороги и к ст. Маньчжурия подошел с южной стороны. Партизан Васильев и бурят под кличкой "Лама" остались на ст, Маньчжурия, а я с Ильиным на лошадях проехал до ст. Хаке. От Хаке по желдороге проехал в Харбин числа 1 или 2 августа. Проявленная большая активность населения северо-восточной части области на защиту власти показала мне, что порядок упрочился и дальнейшие выступления совершенно излишни, почему я решил заняться мирным трудом. В начале сентября выехал из Харбина в г. Ханькоу, желая подыскать там работу, но без знания английского языка устроиться оказалось невозможно. Тогда вернулся в Шанхай, где и занялся медицинской практикой. Во второй половине ноября месяца 1924 года в гор. Шанхае меня,посетил служащий французской полиции Яковлев и сообщил, что только что через Шанхай проехал в гор. Ханькоу Николай Антонович Остроумов, и просил его, Яковлева, поставить меня в известность, что в скором времени в Шанхай приедет генерал Лукомской по' поручению великого князя Николая Николаевича, который желает меня видеть. В последних числах декабря ко мне на квартиру позвонил по телефону Яковлев и просил на следующий день в 8 часов утра прибыть во французское консульство. Прибыв в консульство. Яковлев провел меня в комнату русского переводчика при консульстве. В комнате находился пожилой человек лет 55, оказавшийся генералом Лукомским. Генерал Лукомской просил меня доложить о настроении Забайкальской области и как я оцениваю внешнюю обстановку на Дальнем Востоке. На основании личного опыта я доложил генералу Лукомскому, что население Забайкальской области по собственному почину не восстанет против Советской власти. [77] Например в 1924 году мне пришлось столкнуться с новой активной силой Советской власти в лице "комсомола" и что эта организация, впитывая молодое поколение, склонна разрастаться. После этого генерал Лукомский задал вопрос мне: "По Вашему Забайкальская область к восстанию не готова?" Я ответил: "Не готова." На это Лукомский мне сказал, что он такого же мнения, а между тем с востока пишут, приезжают и докладывают великому князю, что население Забайкальской области, Амурской и Уссурийской вполне готовы к восстанию, они ждут только приказа Николая Николаевича. Кроме того, все беженцы также подготовлены и немедленно выступят по получении приказа и что обстановка в Китае и Японии вполне благоприятна для белых группировок. По некоторым данным, сказал Лукомской, Николай Николаевич сомневался в правильности докладов, а потому и послал меня проверить. Я убедился, продолжал Лукомской, что здесь ничего в действительности нет. Есть только беженцы, которым хочется вернуться домой. Белая армия распалась, не сохранив основных ячеек войсковых соединений. При втором свидании генерал Лукомской сообщил, что великий князь Николай Николаевич до сего времени не принимал участия в гражданской войне, ныне же он взял на себя, как верховный главнокомандующий русской армией, почин по борьбе с Советской властью. Авторитет великого князя в. России велик, его знает и любит весь русский народ. Красноармейцы также, конечно, слышали о великом князе от своих отцов. Великий князь не стремился занять престол, но берет на себя только верховное командование. Вопрос о будущем устройстве государства российского должен быть решен в России и самим русским народом. Есть надежда, что великий князь будет не один, возможна помощь со стороны Румынии. Пока не улажена еще политическая обстановка в Западной Европе и не разрешен денежный вопрос, но несомненно все это будет в скором времени разрешено в положительном смысле. Выступление будет не позднее осени 1925 года, а может быть и раньше. Поэтому в ожидании событий я должен выехать в Забайкалье и подготовить население к выступлению Николая Николаевича. Отнюдь не допуская поголовного восстания. На мое заявление, что моя трехлетняя партизанская работа убедила меня в бесполезности работы в Забайкалье, население активно поддерживает власть, а всякая власть крепка, пока [78] поддерживается населением, потому я теперь отказался от партизанской работы и занялся мирным трудом. На это генерал Лукомской возразил, что прошлая моя работа потому безрезультатна, что была партизанской. Необходимо попытаться организовать свои ячейки среди населення, которые и должны будут в нужный момент по приказу верховного главнокомандующего поднять население. После этого генерал Лукомской сказал, что я в течение трех лет бродил по Забайкалью, сам местный житель, а потому и должен выехать в Забайкалье. При этом вручил мне письменное предписание и две тысячи китайских долларов на расходы, расписку на деньги приказал выдавать капитану 2-го ранга Фомину, сказав, что денег, конечно, нужно было бы больше, но у него их нет. Перед отъездом моим из Шанхая приказал явиться к нему 4-го января 1925 года, я был у генерала в третий и последний раз. В это свидание генерал Лукомской передал мне шифр и код. На этот раз я заявил генералу Лукомскому, что если ему удастся благополучно пробраться в Забайкалье, то оставаться там дальше осени, если к этому времени не выступит великий князь, не буду. Теперь остается сказать о предполагаемом плане моих работ. Я предлагал выступить из пределов полосы отчуждения в первой половине мая 1925 года, взяв с собой 10-12 человек из числа бывших моих партизан и продвинуться с ними в верховья Онона, примерно район Акша - Кыра. В этом районе через партизан установить связь с кем-либо из местных жителей. Если бы таковой нашелся, то поручить ему организацию ячейки в своей деррвне, дальше обязанность этой ячейки была связать меня с жителями соседнего поселка, таким образом я предполагал охватить район верховья Онона. Но так как это самый южный и отдаленный район Забайкальской области, то мне для выполнения задачи необходимо было попасть в район Ингоды и Никоя. Долины этих рек населены исключительно крестьянством, политическая физиономия их мне неизвестна, одно знал, что население этих районов дружно восстало против власти Семенова, следовательно оно способно к активности, если недовольно властью. Но чтобы иметь возможность как-либо подойти к крестьянскому населению этих долин, мне необходимо было отыскать подход к крестьянам села Былыринского и Тулинского. Часть жителей этих сел, после сожжения их построек войсками атамана Семенова, [79] выкочевали в район Ингоды. Предо мной стоял вопрос выяснить примирились ли жители Гулинги и Былыры с белыми после двукратного сожжения их сел частями Семенова и Унгерна. В 1922 году, как я уже сообщал, они в рабочую пору больше недели сидели в засаде, ожидая меня с Ингоды. Людей из этих деревень у меня не было; ибо в прошлом они поголовно красные. Без предварительной связи с этими деревнями переходить Ингоду и дальше на Никой для организованной работы было бы безумно. Партизанить можно вёзде, но вести организационную работу без связи с персонально известными людьми невозможно. Если б я не нашел способа связаться с Кулингой и Былырой, то предполагал остаться до осени в верховьях Онона и выжидать событий. В случае удачной связи с населением крестьянских районов я предполагал основать ячейки по Никою и в прилегающих районах с тем, чтобы в случае выступления Николая Николаевича при посредстве ячеек организовать несколько партизанских отрядов, которые бы прежде всего разрушили бы телеграфную связь в области, а потом должны производить порчу пути по Забайкальской области с тем, чтобы Забайкалье было отрезано от Запада. Предполагал, что потеряв связь с Западом, части войск Красной армии демобилизуются, каковых к тому времени будет в Забайкалье и вообще на Дальнем Востоке немного, они, предполагалось, будут выведены на Западную границу. При наличии вышеизложеных удачных условий я полагал, что Забайкальская область, а с нею и Дальний Восток отпадут у Советской власти. Каких-либо замыслов относительно губерний западнее Забайкальской области у меня не было... Вот так бесславно закончилась "партизанская эпопея" еще одного "Мальбрука", не жалевшего "живота своего" для борьбы с Советами в нашем крае. Фадеев Л.П. «Условие Беллы Ванглер» (из архивов КГБ). 1991. С.68-80.
Хмурый: Спасибо за интереснейший материал! Про парт. борьбу З.И. Гордеева см. также статью: Соловьев А. Захар Гордеев – командир белых партизанских отрядов - http://www.chekist.ru/article/3845
Луговчанин: В 1937г. в Тальменском районе Алтайского края найдены четыре офицера армии Колчака. 1 Захаров Григорий Григорьевич учитель. 2 Хрипунов Константин Николаевич директор школы. 3 Раубо Андрей Бомеланович дорожный мастер. 4 Каширин Константин Иванович учитель . Центр управления находился в Барнауле. Осуждены тройкой НКВД по статье 58-2-9-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Ребилитированы Алтайским краевым судом 19 августа 1955г. осд уадаак. ф. р.-2 Дело 6284.
Сибирецъ: Хм, офицеры офицерами, а были ли они реально подпольщиками?
ГончаровЮ.И.: Не были никакими подпольщиками.
Oigen Pl: Биография "Юрьё Эльфенгрен (Эльфенгрен)", которого все чаще сейчас упоминают в связи с новым взглядом на группу профессора Таганцева - http://terijoki.spb.ru/history/templ.php?page=pykkenelf
Луговчанин: У меня есть протокол допросов, как они занимались диверсионной работой и вредили государству. Приводить примеры не буду , писать "липу". Большинство все это делалось для "галочки" и вряд ли они были белыми офицерами. Г.Г Захаров говорил, что служил в чине поручика.
barnaulets: Луговчанин пишет: вряд ли они были белыми офицерами Почему же, вполне могли быть. Я этой темой занимался, пересмотрел много следственных дел. В СССР осталась масса бывших белых офицеров, и многие из них были репрессированы в 20-30-е гг. причем не только младших - но и полковников с генералами. Только вот никакими подпольщиками они не были - обычные бухгалтеры, учителя, врачи, техники, инженеры, рабочие и т.п., с белогвардейским прошлым. Просто, как я уже писал, они больше других подходили на роль "заговорщиков". Вопрос - было ли в СССР настоящее белое подполье, или хотя бы его зачатки? Или только липовые дела, вроде этого, либо чекистская провокация (вроде "Треста" и "Мечтателей"). Ну вот не поверю, что белые отступая, никого не оставляли на большевистской территории для подпольной работы. Другой вопрос - смогли ли они, или захотели приступить к борьбе. Что-то я не припомню реальных подпольных организаций - в лучшем случае, как выясняется, такие организации создавались по инициативе самих "органов" их секретными-сотрудниками - провокаторами, о чем много писал, например, Тепляков.
ГончаровЮ.И.: Вот и я , занимаясь сейчас вплотную Чекистами-не могу найти ни одной реальной подпольной офицерской организации.К засекреченному фонду не допускают, а по всем делам, что опубликованы-большинство людей реабилитировано, хотя реабилитировались зачастую люди в результате "кампании по реабилитации" и по некоторым этим людям есть вопросы.
Сибирецъ: Отступая, белые оставляли в городах своих разведчиков, это было.
ГончаровЮ.И.: Из статьи Ивана Андреевича Кадушина (был.Начальником Алтайского ГПУ) к 10 летию ВЧК-ОГПУ "Разгром контрреволюции на Алтае" "...после оразгрома колчаковских войск в Сибири,в частности в пределах Алтайской губернии, в 1919г., белые . отступая на Восток оставили в тылу Красной Армии контр разведку с целью поддержпть остатки контреволюционной силы.Агенты контрразведки бродили по территории Алтайской губернии, разоряли крестьян,убивали представителей Советской власти и разрушали Советские учреждения.Все эти контрреволюционеры действовали согласно плана и инструкции , оставленной им штабом генерала Пепеляева" Посмотреть бы на этот план и инструкцию.
полная версия страницы