Форум » ТрактирЪ » То ли сказка, то ли быль... » Ответить
То ли сказка, то ли быль...
bersercer: Шла гражданская война. Мальчишкой впервые увидел я военных моряков на станции Иркутск. Жил я тогда в предместье Глазково. Станция была оккупирована интервентами. На сером заплеванном перроне вокзала перед коричневой теплушкой стояла группа балтийских матросов. У одного через плечо висела связка баранок, другой держал круг заиндевелой колбасы. Направлялись они на Дальний Восток, а иностранец комендант задержал их. В полушубке, стянутом пулеметными лентами, с тремя гранатами у ремня, от группы отделился командир. Поправил бескозырку и направился к коменданту. Поигрывая сизым от мороза наганом, зловещим без кожаной кобуры, он насмешливо сказал иностранцу: «Мы вам не мамзели, а вы нам не мосье, извольте отправить немедленно!» Усмехались карие глаза матроса, и эта усмешка в суровой тогда обстановке поразила меня. Матрос ничего не боялся. Грозный для всех комендант, который любил говорить: «Я могу аррэстовать и расстрэлять!», сразу как-то съежился, засуетился и пошел дать приказ об отправке теплушки. А матрос вразвалку, спокойно шествовал за комендантом. На бескозырке его горели золотые буквы, и на руке синела замысловатая татуировка — не корабль и не якорь... *** Про дальнейшую судьбу маленького матросского отряда рассказал мне старый партизан Иннокентий Седых, когда мы бродили с ним по тайге. — Наш партизанский отряд пробирался в Забайкалье, — рассказывал Седых. — Попросились мы к матросам в теплушку. «Садитесь,— говорят, — вместе веселей». Ночью повалил лохматый снег. Валил и валил, засыпая дорогу, вокзал, тайгу... — задумчиво говорил Иннокентий. — Вот тут мы и столкнулись с осатаневшими откормленными семеновцами. Интервенты пропустили из Забайкалья в Иркутск броневик «Орлик» с отрядом сибирских казаков под командой атамана Семенова. Матросы выскочили из теплушки, отстреливаясь от вооруженных до зубов казаков. Таежную тишину разрывали гранаты. По грудь в снегу прорывались мы в тайгу. Косил пулемет наших партизан. Не уйти нам, если бы не матросы у железнодорожного полотна. Дрались они до последнего патрона. Все погибли. А их командир продолжал сдерживать натиск семеновцев. Пользуясь замешательством, матрос подался к тайге. Залег за поваленные бурей толстые лиственницы и всаживает пулю за пулей в бандитов. Потом закурил трубку и швырнул последнюю гранату. «Ну, и черт, а не матрос!» — думал я тогда. Слышим — стихло. Угробили человека. Не дешево достался этот моряк. Мои валенки были полны снегу. Даже в карманы полушубка набился. Измученный добрался я до избушки лесника. Валенки снять невозможно. Разогрел на огне и оторвал вместе с кожей. Отмерзли пальцы, пришлось отрубить... Два дня искал лесник матросского командира. Не нашел. Растаял снег, заалела набрякшая соком клюква, по-весеннему загудела, заухала мохнатая тайга. Наткнулись мы на матроса — командира отряда. Поблекли, но не исчезли золотые буквы на его бескозырке. Зарыли героя... Из книги Константина Золотовского "Рыба-одеяло"
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Oigen Pl: - Кирилл Николаевич Шмойлов - старший брат моего отца. Перед самой революцией он окончил Бийское катехизаторское училище, получил специальность ветеринарного врача. Он остался в Бийске, был призван в армию. В звании поручика белой армии в 1919 году в одном из сражений с партизанской армией Ефима Мамонтова попал в окружение и решил не сдаваться в плен -взорвал себя гранатой. Ему было всего 24 года. Я никогда его не видел, но очень многое узнаю о нем из его дневника, который он вел с 1913 года. Он был образованнейшим человеком, человеком большой совести. - http://www.ap.altairegion.ru/042-06/8.html Музей просит помочь 14 января 2010 Корреспондент: Алексей ТЫРЫШКИН Бийский краеведческий музей имени В. Бианки проводит работу по сбору материалов по истории Гражданской войны на территории Бийского уезда. Научные сотрудники этого музея Владимир Андреев и Константин Ярославцев просят откликнуться всех, кто может помочь в этом деле. Газета «Алтайский край» 6 мая 1919 г. сообщала своим читателям: «Командир и офицеры 8-го Бийского Сибирского стрелкового полка с чувством горечи и душевной скорби извещают о павших смертью героев товарищах в последних мартовских и апрельских боях: Александр Иванович Коровин (прапорщик). Иван Семенович Березиков (поручик). Михаил Иванович Жуков (подпоручик). Михаил Алексеевич Введенский (подпоручик). Иван Алексеевич Кузнецов (прапорщик). Александр Павлович Митюков (прапорщик). Сергей Сысоевич Юрков (прапорщик). Владимир Кузьмич Животиков (прапорщик). Иннокентий Михайлович Ерлексов (подпоручик). Яков Иванович Коченгин (прапорщик). Прокопий Аполлонович Дубровин (поручик). Владимир Николаевич Трубецкой (подпоручик). Николай Павлович Таушканов (подпоручик). Владимир Ефимович Шигаров (подпоручик). Борис Васильевич Хворов (прапорщик). Иван Данилович Тамащук (прапорщик)». В № 93 той же газеты от 12 июля 1919 г. сообщалось, что «25 мая 1919 года во время разведки погиб прапорщик 8 Бийского сибирского стрелкового полка Кирилл Николаевич Шмойлов» - http://biwork.ru/179-2010/yanvar/6359-muzej-prosit-pomoch.html
Oigen Pl: Версия неудачи Кайгородова под Усть-Коксой: "Чернов не верил в бога, о котором ему рассказывала мать, забитая крестьянка, никогда не выезжавшая за пределы Бийского уезда. Он видел слишком много несправедливости, батрача у богатеев и плотничая в артели, и слишком много смертей на фронте. Но он все-таки верил в чудеса, в те чудеса, которые делает с людьми правда, за которую он проливал кровь. Она, эта правда, была проста и бесхитростна, как весь уклад жизни бедняков, как добытая потом краюха крестьянского хлеба. Понять эту правду мог каждый, надо было только ее увидеть. Перед ней складывали оружие полки, ей открывались сердца ожесточившихся от несправедливости людей. И она победно шла от края до края по всей русской земле. Не выдержит натиска этой правды и человек в барнаулке. Не должен выдержать... Чернов тяжело сел на скрипнувшую под ним табуретку, выбил золу из трубки и, ловя взглядом ускользающий взгляд задержанного, устало сказал: — Давай говорить честно. Я не хочу с тобой хитрить. Советской власти хитрить ни к чему. Советская власть — честная власть, она власть бедняков: моя, твоя, его, — кивок в сторону Филиппова. — Я не могу тебе поверить. И тебе никто не поверит. Ты выдаешь себя за теленгита, но не знаешь, какие ставят юрты в Чибите, и сидишь на лошади, как шорец. — Я только бедный охотник, — сказал задержанный, и пот еще обильней заструился по его лицу. — Охотник не стреляет тушканчика, не растрачивает на него патронов, он ставит на тушканчика силки. Охотник стреляет колонка и рысь — для меха, а кабаргу и косулю — для мяса. Охотник не берет в горы карабин и не обматывает ночью копыта своей лошади. Охотнику нечего делать около Усть-Коксы, где давно нет крупной дичи. Ты кайгородовец и приехал к нам не с добром, а со злом. Да, со злом, и поэтому не смотришь мне в глаза. Твои глаза бегают, как бурундуки, завидевшие ястреба. И я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы все тучные пастбища вновь отошли к богатеям, а бедняки пухли бы от голода и пасли чужие стада. Ты хочешь, чтобы наши дети умирали от болезней и надрывались на рудниках... — Нет, начальник, я не хочу счастья богатым, нет... — Но за богатых сражается генерал Кайгород, которому ты служишь и который дал тебе коня и карабин. Три дня назад бандиты убили нашего товарища, алтайца из племени куманди кижи. Он был совсем молодой, у него еще не было бороды и усов, и он не успел поцеловать ни одной женщины, но он был настоящий мужчина с сильными руками и чистым сердцем. Он хотел счастья и свободы для всех бедняков Алтая, он с винтовкой в руках защищал это счастье. И вы его за это убили, отрезали ему голову и надругались над ней... — Я его не убивал, начальник... — Нет, раз ты кайгородовец, значит, ты его тоже убивал. Тебе дали карабин, чтобы ты убивал своих братьев. И сейчас его мать в аиле Тебекер рвет на себе седые волосы и проклинает тебя — убийцу. И вместе с ней тебя проклинают все матери Алтая, чьи сыновья сражаются за правое дело. Ты приехал к нам не как гость, а как вор. Ты хотел здесь все разведать, чтобы Кайгород мог убить меня, сына бедняков — кумандинца и русской, его, Филиппова, который получил чахотку на рудниках, и наших товарищей, крестьян и рабочих. Ты не рассказал о себе правду, но о тебе рассказывают твои руки. Не прячь их, тебе их не надо прятать. Это рабочие руки. Кайгород такие руки презирает, мы ими гордимся. У тебя желтая кожа на ладонях и коричневые обломанные ногти, твои пальцы в трещинах. Ты дубил кожи, ты их мял и скоблил на кожевенном заводе. Тебе тяжело доставался хлеб. Ты редко был сытым, не была сытой и твоя жена, плакали, выпрашивая хлеб, твои дети. У нас таких, как ты, много, но они, в отличие от тебя, настоящие люди, ни один из них не стал предателем и не променял свет правды на консервы и карабин. Для них честь дороже золота. А тебе, как бездомной собаке, Кайгород бросил подачку, и ты сейчас же забыл про своих братьев бедняков. Не бойся, мы тебя не убьем. Отправляйся к своему Кайгороду, подползи на брюхе к его сапогам, лизни языком его генеральскую руку и расскажи ему обо всем, что ты здесь видел. Может быть, он бросит тебе кость. Грызи ее. Иди и подумай обо всем, что я тебе сказал. Хорошо подумай. Ты бедняк, и мы тебя не тронем. Мы воюем только с богатеями. Иди! Чернов искоса наблюдал, как желтеет лицо задержанного, как судорожно перебегают его пальцы по завиткам овчины и тиком дергается щека. Нет, никто не может противостоять великой правде! Кривятся под редкой щетиной губы, стекают по острому подбородку капли соленого пота. Что может ответить этот человек, оглушенный и раздавленный словами правды? — Не сердись на меня, начальник, я не враг, я не хочу быть врагом, — шепчут его губы. Чернов молча подходит к двери, отбрасывает полог. — Иди, чего ты ждешь? Задержанный осторожно встал, шапка выпала из вздрогнувших рук и покатилась по полу. Он нагнулся за ней, поднял, нахлобучил на голову. Вопросительно посмотрел на Филиппова, который сидел все в той же позе, сжимая коленями винтовку. Обернулся к Чернову, жалкий, растерянный. — Уходи! Один робкий шаг, другой... На миг застыл в проеме черной тенью, и вот в юрте осталось только двое — Чернов и Филиппов. С минуту они молчали. Чернов тяжело дышал, словно без отдыха взбирался на высокую гору. Молчание прервал Филиппов. — Зря отпустил его, Александр Васильевич, — глухо сказал он, свертывая непослушными пальцами козью ножку. — Кайгород теперь не нарадуется. — Не вернется он к нему, не сможет. — Как знать... Филиппов встал, передернул затвор винтовки. — Сиди, — коротко сказал Чернов. — Как знаешь, Александр Васильевич, начальству видней... Много дел у начальника милиции района. Надо проверить посты, привести в порядок бумаги, потолковать с людьми. Птицей летит время, но сегодняшней ночью оно не торопится. Полчаса, час, полтора... Неужто ты совершил ошибку, Чернов? Может, сейчас, когда ты раскуриваешь трубку, лазутчик, посмеиваясь над твоим легковерием, карабкается по горной тропе? Всякие люди бывают. Чернов, а доверие дороже золота: его нельзя дарить каждому. И у человека с темной душой бывают мозолистые руки. Разглядел ли ты его душу? Над Усть-Коксой опустилась ночь. Черная, как сажа, алтайская ночь. Густая темень, наполненная шорохами и неожиданностями. Протяжно всхлипывает обиженным ребенком ночная птица, изредка стучат тяжелые сапоги патрульных. В юрте темно, только горит в углу свечка. Как-то на фронте в дни затишья, когда в разговорах убивают время, товарищ Чернова по роте разбитной Фомин то ли шутя, то ли всерьез говорил, что в каждом человеке, как в железной клетке, зверь сидит — до поры до времени тихо сидит, как будто и нет его. А сбей замок, и выскочит он на свободу, безжалостный, клыкастый. Его карамелькой не обманешь, ему кровь подавай. И в офицере этот зверь сидит, и в солдате, и в бабе твоей, с которой ты жизнь свою прожил. Слушая его, солдаты посмеивались, вроде соглашались. А потом, через недельку после того разговора, пошли они за языком. Не впервой, а не повезло, на секрет напоролись. Фомина штыком в грудь ранили. Просил оставить его, не мучаться. А ведь не бросили его... Тащили под огнем да под немецкими ракетами. Своей жизнью рисковали, а товарища спасли. Кто бы их упрекнул, если б оставили? Да никто. А вот не сделали этого, совесть не позволила. Чернов посмотрел на изувеченную пулей кисть левой руки — память о той ночи — и улыбнулся. Не в каждом, значит, зверь сидит, а если он и есть в ком, то человек над ним хозяин: может крепкие замки на клетку навесить да голодом извести своего зверя. Нет, Фомин, человек — не зверь, человек — это человек. И тот, кого он допрашивал, тоже человек, и честь он свою бережет, и голову на плечах имеет, и гордости ему не занимать. Так-то, Фомин, если людям не верить, то и себе верить нельзя... Александр Васильевич прицепил маузер, набросил на плечи старую кавалерийскую шинель и вышел из юрты. Его обволокла, закутала темень. Чтобы глаза привыкли к темноте, он на миг застыл у юрты и зажмурился. Ему показалось, что его кто-то зовет. Нет, не показалось... — Начальник, а начальник! — явственно шептал чей-то голос. Чернов обернулся, всматриваясь в размытое ночью лицо человека в овчинной шапке. — Чего тебе? — Я пришел, начальник... — Зачем? — Я не мог уйти, начальник, — быстро заговорил человек, будто опасаясь, что ему не дадут высказаться до конца. — Мои ноги не слушали меня, они не хотели уходить от твоей юрты, а сердце говорило: «Ты должен рассказать всю правду, и большой начальник тебя простит». Я лгал тебе, начальник, и мне стыдно, что я замутил правду ложью. Я не охотник, и я пришел от Кайгорода, но я не хочу ему служить и лизать ему руки. Я настоящий мужчина и умею держать ружье. Кайгород твой враг и мой враг. Мы вместе будем биться с Кайгородом и победим его. У тебя большое сердце, начальник, а большое сердце — это большая мишень, в нее попадет даже плохой стрелок. Но пуля Кайгорода минует твое сердце. Ты должен долго жить. Поэтому слушай правду, одну только правду... Они прошли в юрту. И там шорец рассказал Чернову, как он попал к бандитам, как обещал им разведать положение в Усть-Коксе. Он рассказал про состав банды, про ее планы и поклялся предками сделать все, чтобы отстоять власть бедняков. А через час в той же юрте собрались коммунисты и активисты села. На повестке дня был только один вопрос — оборона Усть-Коксы от белобандитов. Лазутчик сообщил, что банда насчитывает семьсот штыков и около трехсот сабель. Нападение на Усть-Коксу намечено на 17 ноября. На совещании было решено объединить в единый отряд чоновцев, милиционеров и красноармейцев стоявшего в селе взвода, а также всех коммунистов, способных носить оружие, не исключая женщин. Командовать этим отрядом было поручено Чернову. Одновременно был разработан в деталях и план уничтожения банды, предложенный Александром Васильевичем. Немалая роль в этом плане отводилась недавнему лазутчику, который должен был ввести бандитов в заблуждение. Провожая его на рассвете, Чернов говорил: — Значит, запомни: в Усть-Коксе никто не ждет нападения. Пулеметов нет, чоновцев нет... Понял? — Все понял,начальник. — И чтоб остался живым. У нас еще с тобой впереди много дел. — Останусь живой, начальник. Чернов располагал силами почти в два раза меньшими, чем противник. Но он твердо верил в успех. Бандиты, подтянув в ночь на 17 ноября к Усть-Коксе конницу и пехоту, утром начали наступление. Они собирались взять село одним ударом. Действительно, сопротивление оказалось слабым. Вяло отстреливаясь, красные отходили. Но, когда основные силы бандитов уже входили в село, с флангов неожиданно ударили восемь замаскированных пулеметов. Прокатилось мощное «ура!», и в село с трех сторон хлынули, стреляя на ходу, его защитники, а с тыла выскочил из оврага конный отряд, возглавляемый Черновым. Бой длился несколько часов и закончился полным разгромом банды. Бандиты потеряли около трехсот убитыми и ранеными, двести человек сдались в плен. В этом бою Чернова повсюду сопровождал всадник на темно-серой лошади: шорец выполнил обещание, данное им начальнику милиции, — он справился с ответственным поручением и остался живым... За мужество и находчивость во время боя в горах Александр Васильевич Чернов по ходатайству Алтайского губисполкома был награжден орденом Красного Знамени за № 11707. А о том, что предшествовало его подвигу, знали немногие... Шли годы. Давно уже были уничтожены на Алтае последние бандитские группы, их жалкие остатки сдались или ушли в Монголию. По решению обкома партии Александр Васильевич в 1925 году был назначен помощником прокурора по Ойротской области, а затем был избран народным судьей города Бийска. Отошло в прошлое многое, но навсегда остались в его памяти события той беспокойной ноябрьской ночи 1921 года, когда он после допроса отпустил бандитского лазутчика, поверив его рабочим рукам. И, вспоминая на совещании молодых следователей о том необычном допросе, он говорил: «Мы в свое время даже не знали такого слова «криминалистика». Вы же взяли на свое вооружение судебную баллистику и словесный портрет, графическую экспертизу и следоведение, химию и фотографию. Но, широко пользуясь этим, никогда не забывайте про своих верных помощников — простых людей. Помните, что самое мощное оружие советского следователя, которое мы вам передали из рук в руки, — это правда революции, правда, перед которой никто не может устоять. Вы не просто следователи, вы советские следователи. Вы работаете для народа и с помощью народа. В этом ваша сила». Чернов умер в 1930 году. Его хотели похоронить в столице Горного Алтая городе Улалу (ныне Горно-Алтайск), но каракольцы, среди которых он пользовался большой любовью и авторитетом, настояли на том, чтобы его похоронили в их селе. И тело Александра Васильевича покоится на площади села Каракол, Онгудайского района, Горно-Алтайской автономной области. Приводя к могиле Чернова своих внуков, старики обычно рассказывают о нем и говорят: «Пусть у тебя будет такое же большое сердце, как у него. Пусть оно вместит в себя любовь к людям и веру в друзей, пусть оно будет твердым, как железо, когда ты повстречаешься с врагом»." - Юрий Кларов "Допрос" // сб. "Всегда начеку", 1967.
barnaulets: Oigen Pl пишет: В звании поручика белой армии в 1919 году в одном из сражений с партизанской армией Ефима Мамонтова попал в окружение и решил не сдаваться в плен -взорвал себя гранатой. Вот и верь семейным преданиям. Не мог он погибнуть в бою с армией Мамонтова по той простой причине, что ее еще не было в мае 1919 г.. Да и 8-й Бийский Сибирский полк против партизан никогда не воевал, а находился в это время на фронте.
мир: Что, казалось бы, интересного, можно прочесть про сибирские банкеты с союзниками? Кандидатура в монархи России ЛИОН, 24 мая (РОСТА). Американское радио. Обстоятельства, при которых Колчак сделался диктатором, внушают опасение, что его признание может привести к торжеству монархической реакции. Журналист Германии Бернштейн, корреспондент газеты "Нью-Йорк Геральд", бывший в Омске во время ноябрьского переворота, рассказывает слеующее: "Когда в Омск прибыли французские восйка, русские офицеры дали банкет в честь их. Во время застольных речей оркестр вдруг заиграл "Боже, царя храни". Гости были чрезвычайно смущены, но устроитель торжества объяснил, что это произошло лишь потому, что оркестр еще не знает нового русского гимна. После этого объяснения "демократические" речи продолжались. Вдруг оркестр снова заиграл "Боже, царя храни". Среди всеобщего замешательства казачий полковник Красильников и несколько офицеров подошли к музыкантам и. угрожая им револьверами, требовали, чтобы они продолжали исполнять гимн. Представитель чехословаков капитан Колен заявил, что он, в таком случае, не может оставаться в комнате и покинул собрание. За ним последовали американский и британский консулы и даже французские офицеры вышли из комнаты. На следующий день союзные консулы потребовали немедленного объяснения инцидента. Директория решила предать военному суду офицеров, требовавших исполнения прежнего национального гимна; однако, офицеры сами арестовали членов учредительного правительства: Авксентьева, Зензинова и Аргунова и грозили им смертью. На следующий день в Омск приехал Колчак и был провозглашен диктатором, а учредиловское правительство бежало из Сибири. Известия Петроградского Совета. №117. 27 мая 1919 г.
Сибирецъ: "Если вам... не нравится у нас... можете уехать отсюда" генерал-майор Гришин(Алмазов)
Штабс-капитан: мир пишет: заиграл "Боже, царя храни" Пожалуй самый известный банкет времен ГВ
Oigen Pl: На американское радио газеты (типа "Нью-Йорк Геральд") шли в 1919 году с опозданием в полгода? Или это так долго переводили радионовости в Москве?
мир: Oigen Pl пишет: На американское радио газеты (типа "Нью-Йорк Геральд") шли в 1919 году с опозданием в полгода? Или это так долго переводили радионовости в Москве? Думаю, и то, и другое, и третье... Корреспондент, надо полагать, тоже не в один день из Сибири до дома доехал.
Oigen Pl: Красильникова так и "рифмуют" с этим банкетом в англоязычных публикациях, например, здесь - http://books.google.es/books?id=QW2mAAAAIAAJ&pg=PA250&lpg=PA250&dq=banquet+in+Omsk+1918&source=bl&ots=oTTiR4t5x6&sig=UkG6MksDg2CisM9IRbQVLBCAd7k&hl=ru&sa=X&ei=1_YVUMjECcS7hAeG84GwBg&ved=0CEYQ6AEwAA#v=onepage&q=banquet%20in%20Omsk%201918&f=false
Oigen Pl: "...военный советник военного атташе в Пекине И.В. Тонких был начальником штаба атамана Анненкова во время гражданской войны на Дальнем Востоке (умер в 1947 г.)..." - Усов В. Н. "Советская разведка в Китае. 20–30 годы ХХ века". — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002 (Досье)
Oigen Pl: "Сложная у меня биография, - вспоминает Марк Иосифович. - И красные, и белые были. Петр Ефимович Щетинкин - первый значительный и интересный человек, которого я помню. Это легендарный герой Сибири. Начиная от Новосибирска и дальше по всей Восточной Сибири есть улицы его имени. Он там много воевал: брал Ачинск, Красноярск, другие города. Петр Ефимович любил читать стихи. Правда, они наивные были, но очень патриотичные. Много еще людей к нам приходило, но в большинстве своем все -участники гражданской войны. Я слушал их рассказы про гражданскую войну. Мама меня выгоняла, но я часто прикидывался спящим. Эпизоды были очень разные. Когда мой отчим руководил пимокатным заводом, он попал в деревню. Какие-то вопросы там решал. Вдруг кто-то сказал: "Вы знаете, кто это! Это же Гришка, первый друг Петьки Щетинкина!" Они ничего другого не придумали, как посадить его на раскаленную железную печку. В это время в деревню ворвался П. Щетинкин. Потом он приехал к маме и говорит: "Ты не волнуйся, но Гриша в больнице. Его жизни ничего не угрожает, хотя пролежит он, наверное, порядочно, потому что сильные ожоги. Я за него отплатил: поставил всех мужиков и каждого второго дострелял". Мама говорит: "Зачем же ты так поступил, ведь каждый оставшийся будет твоим врагом". Он подумал и сказал: "Надо было всех их прикончить". Это был такой народ и такое время. Мой дядя Сергей Константинович Мамонтов был племянником командира конницы у Деникина. Прошел ледовый поход Корнилова, полгода служил адъютантом у А.Колчака, затем - командиром полка. Это был образованнейший человек. Окончил Пажеский корпус, знал языки. В 1937 году был арестован и расстрелян, посмертно реабилитирован." - http://www.ap.altairegion.ru/305-03/4.html Через 8 лет ( с 2003 до 2011) стихи Щетинкина, видимо, совсем уже забылись: "А первый значительный и интересный человек, которого я помню, - это Петр Ефимович Щетинкин, друг нашей семьи, легендарный герой Гражданской: начиная от Новосибирска и дальше по всей Восточной Сибири есть улицы его имени. Он там много воевал: брал Ачинск, Красноярск, другие города. Они были друзьями с моим отчимом. Как-то тот по делам своего пимокатного завода попал в деревню, и вдруг кто-то сказал: «Вы знаете, кто это?! Это же первый друг Петьки Щетинкина!» Они ничего другого не придумали, как посадить отчима на раскаленную железную печку. В это время в деревню ворвался Щетинкин. Потом он приехал к маме и говорит: «Ты не волнуйся, но Гриша в больнице. Его жизни ничего не угрожает, хотя пролежит он, наверное, порядочно, потому что сильные ожоги. Я за него отплатил: поставил всех мужиков и каждого второго расстрелял». Мама говорит: «Зачем же ты так поступил, ведь каждый оставшийся будет твоим врагом». Он подумал и сказал: «Надо было всех их прикончить». Это было такое время…" - http://www.ap22.ru/paper/paper_5206.html *** "Мамонтов Сергей Константинович Родился в 1893 г. русский; учитель. Проживал: г. Барнаул. Арестован 20 июля 1937 г. Приговорен: тройка при УНКВД по Запсибкраю 22 августа 1937 г., обв.: по ст. 58-2, 11. Приговор: ВМН. Расстрелян 2 сентября 1937 г. Реабилитирован 11 октября 1958 г. Алтайским крайсудом дело прекращено за отсутствием состава преступления Источник: Книга памяти Алтайского края" - http://lists.memo.ru/d21/f361.htm "Командира конницы у Деникина" звали Константин Константинович. Не много ли Константинов среди братьев Мамонтовых?
белый:
Oigen Pl: Марченко Владимир Борисович - поиск по Чапаеву - http://www.epaltay.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1256:2010-08- В.Б. Марченко: "Мной собраны сведения о захоронении тела начдива в городе Уральске, на кладбище за храмом Спасителя." Первая статья в "Уральском следопыте" о В.Б. Марченко ("Взять - и поверить в чудо") с главкой "Где могила Чапаева?" - http://www.docme.ru/doc/30944/us-1988-09 Статья самого В.Б. Марченко "Где могила Чапаева?" в "Уральском следопыте" - http://www.docme.ru/doc/31060/us-1989-12 "...наш алтайский писатель В. Марченко, посвятивший много лет изучению чапаевских материлов, принес свою документальную повесть в издательство, и, оказалось, что его Чапаев совершенно не похож на сложившийся стереотип, директор, бывший инструктор идеологического отдела возмутился: "Да как такое можно пускать. Много лет люди смотрят о Чапаеве фильм, читают книгу - и вдруг им сказать: все это вранье, Чапаев был не таким. Вы понимаете политические последствия такого шага"?" - http://samlib.ru/s/sokolow_w_d/y81.shtml "02.07.2010 15:21 Владимир Марченко Единственная правдивая статья, что довелось встретить, собирая материалы о гибели начдива. Собранные сведения указывают на то, что В.И.Чепаев был убит во время налёта на его домик, где он с охраной ночевал. Никто в штабе не пел песен. Очерк о версии, где похоронен начдив, скоро дам на сайте \"Библиотека профессиональных писателей\". Клавдии Васильевне мы указывали место, просили сделать эксгумацию, но она осталась при своём мнении. С другими Чапаевыми не было контакта. В музее бывшего Лбищенска видели приказы, подписанные - \"ЧЕПАЕВ\"" - http://www.tema.in.ua/article/1667.html На сайте "Библиотека профессиональных писателей" есть сейчас только биография В.Б. Марченко - http://marchenko.web-bib.ru/biography
мир: Oigen Pl пишет: В.Б. Марченко: "Мной собраны сведения о захоронении тела начдива в городе Уральске, на кладбище за храмом Спасителя." Версия изложена в книге В.Дайнеса "Василий Чапаев". http://lib.rus.ec/b/335161/read
Oigen Pl: Изложена, но без всяких ссылок в приведенных Дайнесом отрывках "писем" Кроткова и Алексеева на те две первые публикации в "Уральском следопыте" в 1988-1989 гг.
barnaulets: Еще более запутанная история с могилой легендарного порученца В.И. Чапаева - Петра Исаева и его потомками: http://www.chas-daily.com/win/2004/06/22/mg033.html?r=37&printer=1& http://www.sarafanovo.ru/index.php?nma=catalog&fla=stat&nums=42&cat_id=6&page=1
Штабс-капитан: Взято отсюда - http://www.krasrab.com/archive/2012/11/03/18/view_article БОЛЬШОЙ И КРАСИВЫЙ НАЧАЛЬНИК Этот трагикомичный случай произошёл в сороковые годы прошлого века в тунгусском посёлке Чиринда. Где-то далеко-далеко гремела война, а здесь, на границе тунгусской тайги и лесотундры, шла тихая размеренная жизнь. Эвенки месяцами пропадали в заснеженных лесах, на реках и озёрах, добывая для нужд фронта пушнину, мясо дикого северного оленя, рыбу. Изредка появляясь в посёлке, чтобы сдать трофеи и запастись необходимыми припасами для дальнейшего автономного существования в своих стойбищах и зимовьях, они тут же попадали в сферу массово-политического воздействия на их умы. Работу эту вели немногочисленные местные, а порой и заезжие агитаторы, пропагандисты, прочие политкультмассовые работники. Обычно население собирали в "красном чуме" (сиречь красном уголке), читали ему здесь сводки Совинформбюро, лекции, политинформации. "Красный чум" в Чиринде специального помещения не имел. Его разместили в бывшей церкви. Она была построена для обращённых в христианство тунгусов незадолго до революции. Построена из лиственничных брёвен, которым, как известно, практически нет износу, и представляла собой ещё довольно прочное и просторное помещение. Заведующим "красным чумом" назначили деятеля из местных кадров с распространённой здесь фамилией (ну, скажем, Ёлдогир) и несколькими классами образования. Впрочем, недостаток образования у Ёлдогира с лихвой компенсировался рвением и святой верой в неизбежную победу социализма, а там и коммунизма. И вот накануне очередной, не то 25-й, не то-26-й годовщины Великого Октября, в октябре в Чиринду из Туры пришла радиограмма с распоряжением как можно лучше украсить "красный чум" всеми имеющимися средствами наглядной агитации, так как на празднование 7 Ноября сюда первым же оленным обозом прибудут инструктор крайкома партии в сопровождении секретаря окружкома. Парторг прочитал эту радиограмму "красночумовцу" Ёлдогиру и с лёгким сердцем отправился объезжать близлежащие стойбища и зимовья с целью вытащить на торжественный митинг как можно больше промысловиков. Ёлдогир же с присущим ему рвением принялся украшать "красный чум" всеми имеющимися ресурсами. И когда 6 ноября в Чиринду втянулся, весь заснеженный, оленный обоз из Туры, Ёлдогир, приплясывая от нетерпения, потащил за рукав иззябшего и смертельно уставшего секретаря окружкома в "красный чум": "Пойдём, бойе, там тепло и очень красиво! Всё сделал, однако, как ты велел!" - Хорошо, хорошо! - благосклонно кивал постепенно оттаивающий секретарь, осматривая разукрашенные стены.- Молодец, постарался. Но, подойдя ближе к сцене, впился глазами в самый яркий и большой портрет в золочёной раме, по бокам которого пристроились красочные картины поменьше и вовсе невзрачные картонки с фотографиями партийных вождей типа Ленина, Сталина, Маркса, и стал медленно наливаться краской. - Ты где это взял, контра?! - наконец прохрипел секретарь, тыча пальцем в центр композиции. - Которую? Вот эту? В чулане нашёл,- весело сказал Ёлдогир.- Там ещё много чего лежит. Только уже некуда вешать! - Это тебя надо повесить! - заревел секретарь.- Ты хоть знаешь, кто это? - Я думал, самый большой начальник, однако,- простодушно и в то же время уже испуганно сказал Ёлдогир.- Вона какой красивый, медаля много. Тяжёлый, еле-еле прибил к стене. Секретарь и крайкомовский инструктор, похоже, окончательно лишились дара речи и молча пучили глаза на портрет "самого большого начальника" и его окружение. На них во всём своём великолепии отечески взирал император Всея Руси Николай II, рядом с которым пристроились ещё какие-то царедворцы, золочёные церковные образа, непонятно как уцелевшие в этой глуши и теперь вот торжественно водружённые на стены "красного чума" в честь приближающейся годовщины Великого Октября... Спрашивается, откуда всё это здесь взялось? Когда на тунгусскую землю пришла советская власть, она устанавливалась мягко, практически бесконфликтно. И вся присутствующая в Чиринде атрибутика царского времени (здесь нёс свою службу волостной старшина из местных князьков) была просто собрана и спрятана в один из закутков церкви. Десятилетия назад, когда портрет Николая II законно висел на своём месте, будущий "красночумовец" Ёлдогир был ещё маленьким и не видел его. А когда заканчивал четырёхлетку, там портретов царя "не проходили". Так что ничего удивительного в том, что простодушный культработник принял императора за большого начальника и повесил его на главное место в "красном чуме", не было. Но это для нас с вами. А вот руководство Эвенкии того времени так не считало. И влепило Ёлдогиру строгий выговор с формулировкой "За политическую безграмотность и близорукость". Оказывается, он к тому же ещё был и партийным! И это было ещё одним чудом: в любом другом месте СССР любого другого партийного культработника за такое преступное простодушие просто бы сгноили в лагерях, а то и расстреляли. А Ёлдогир вот отделался выговором, что лишний раз свидетельствовало о бережном отношении советской власти к малочисленным коренным народам Севера... Марат ВАЛЕЕВ. Красноярск.
мир: Раджаб Мамедов. Тайна царского золота, которое не уберегли латышские стрелки. http://narod.ru/disk/64147944001.bc20570b6604a902f14edaf5b4d62a3b/Mamedov_Zoloto_i_LatStrelki.pdf.html
Oigen Pl: На стр. 255 в издании Инны Свеченовской с "замысловатым" названием "Секс и советский шпионаж" (речь о Блюмкине): "В Харькове Яша быстро нашел общий язык с эсерами и тотчас выехал в Симбирск, чтобы убедить народ голосовать за эту партию, а затем поехал агитировать на Алтай. Там он и узнал о победе большевиков в Петрограде и возвратился в Одессу".
Oigen Pl: "Но даже и «улики» эти — например, сохранившийся в семье подследственного с Первой мировой Георгиевский крест или портрет Троцкого — были совершенно необязательной роскошью. Чтобы получить расстрельную 58-ю статью, достаточно было единственного доноса" - http://brl.mk.ru/article/2012/10/24/765170-pod-vashim-nizmennyim-rukovodstvom.html Такому желтому изданию как "МК" вторит и правительственная "РГ": "Еще лучше оттенялся в глазах следователя "контрреволюционер", если в руки попадали официальные грамоты о награждении царскими орденами. Так было с жителем Панкрушихинского района Леготиным, у которого изъяли Георгиевский крест, которым он был награжден еще до революции, в 1916 году, когда служил рядовым телеграфной роты. В 1937-м это уже тянуло на расстрельную статью." - http://www.rg.ru/2008/04/24/reg-altaj/veshdok.html
полная версия страницы