plombir: Г. Д. Каргальскому Устал твой конь. Не помогает плеть. Ты жить умел, — сумей же умереть. Слезай с коня и отпусти его, Испытанного друга своего; Но от тебя твой конь не отойдет И первым на дороге упадет. Тогда, под посвист близкого огня, Укройся за убитого коня, Ложись плотней в расхлябанную грязь, И медленно, не торопясь, Выцеливая тщательно врагов, Стреляй! Средь затуманенных лугов, На древнем шляхе, осенью глухой Начнется твой неравный бой. Нет никого, кто б мог тебе помочь И далека спасительная ночь; Из первой раны кровь не вытирай, — Их будет много — время не теряй; От верных пуль не скроются враги, Последнюю — себе побереги. И вот, когда уже полуслепой, Залитый кровью, но еще живой, Почуешь ты приблизившийся срок, Взведи неподдающийся курок: Над черным дулом наклонись, В последний раз перекрестись. 1941 Николай Туроверов
plombir: Пусть жизнь у каждого своя, Но нас роднит одна дорога. В твои края, в мои края Она ведет во имя Бога, Во имя дедов и отцов И нашей юности во имя. Мы повторяем вновь и вновь Сияющее, как любовь, Незабываемое имя Страны, вскормившей нас с тобой, Страны навеки нам родной. В холодном сумраке Европы Мы жадно ищем наши тропы, Возврата к ней — и только к ней — Единственной на чуждом мире: К родным полям твоей Сибири, К родным ветрам моих степей. Николай Туроверов 1941
plombir: Уходили мы из Крыма Среди дыма и огня; Я с кормы всё время мимо В своего стрелял коня. А он плыл, изнемогая, За высокою кормой, Всё не веря, всё не зная, Что прощается со мной. Сколько раз одной могилы Ожидали мы в бою. Конь всё плыл, теряя силы, Веря в преданность мою. Мой денщик стрелял не мимо — Покраснела чуть вода... Уходящий берег Крыма Я запомнил навсегда. Источник: Николай Туроверов; Стихи; Книга пятая. Изд-во Pierrefitte, Париж, 1965.
мир: plombir, скажу вам без подколок - в таких ветках важна умеренность. Вот полностью аутентичное стихотворение тех времен от поэта в погонах Котомкина: "Я помню похороны полковника Швеца в Челябинске. Торжественно и грустно и стыдно было чего-то, - тогда ещё не совсем понятного. Тогда же я посвятил ему стихотворения; вот оно: РОДНОМУ ГЕРОЮ Полковнику Ш В Е Ц У. Судьбой в Россию занесённый, Ты за свободу пал в бою, - Тебе, за родину свою, Я стих слагаю, умилённый. Ты доказал, проливши кровь, Что нам к неволе нет возврата... Прими ж от славянина брата, Прощальный стих - любовь мою... Да будет подвиг твой залогом Единства родственных славян, Чтоб слиться нашим двум дорогам В единый путь Славянских стран. И пусть звездою беспечальной. Нам вечно подвиг твой горит, - И на твоей Отчизне дальней Привет мой эхо повторит" Источник: Котомкин А. Чехословацкие легионеры в Сибири. 1918 - 1920. Воспоминания и документы. Глава II, стр.219. Париж, 1930. The Lybrary of the University of North Carolane. AT CHAPEL HILL. Rare book collection. The Andre Savin collection.DK265.9. 52 81445 1930.
мир: Эмигрантский поэт Аркадий Несмелов Василий Васильич Казанцев... И огненно вспомнились мне: Усищев протуберанцы, Кожанка и цейс на ремне. Ведь это ж — бесповоротно, И образ тот, время, не тронь! Василий Васильевич — ротный: «За мной! Перебежа! Огонь!» «Василий Василича?. — Прямо. Вот, видите, стол у окна...» Над счетами согнут упрямо, И лысина, точно луна. Почтенный бухгалтер. Бессильно Шагнул и мгновенно остыл... Поручик Казанцев?.. Василий?.. Но где ж твой цейс и усы? Какая-то шутка, насмешка, С ума посходили вы все!.. Казанцев под пулями мешкал Со мной на ирбитском шоссе. Нас дерзкие дни не скосили. Забуду ли пули ожог! И вдруг — шевиотовый, синий, Наполненный скукой мешок. Грознейшей из всех революций Мы пулей ответили: нет! И вдруг — этот куцый, кургузый, Уж располневший субъект. Года революции, где вы? Кому ваш грядущий сигнал? «Вам в счетный, так это налево...» Он тоже меня не узнал! Смешно! Постарели и вымрем В безлюдье осеннем, нагом... Но всё же, конторская мымра, Сам Ленин был нашим врагом! 1940
белый:
белый:
мир: Сибирецъ пишет: и что, мы все песни Вертинского здесь будем выкладывать? Считается, что эта песня посвящена московским юнкерам, погибшим в боях с красногвардейцами в октябре 1917 года. Кстати, цитированный мною Несмелов - тоже из них.
Сибирецъ: Иван Савин Ты кровь их соберешь по капле, мама, И, зарыдав у Богоматери в ногах, Расскажешь, как зияла эта яма, Сынами вырытая в проклятых песках, Как пулемет на камке ждал угрюмо, И тот, в бушлате, звонко крикнул «Что начнем?» Как голый мальчик, чтоб уже не думать Над ямой стал и горло проколол гвоздем. Как вырвал пьяный конвоир лопату Из рук сестры в косынке и сказал «ложись» Как сын твой старший гладил руки брату, Как стыла под ногами глинистая слизь. И плыл рассвет ноябрьский над туманом, И тополь чуть желтел в невидимом луче, И старый прапорщик, во френче рваном, С чернильной звездочкой на сломанном плече, Вдруг начал, петь — и эти бредовые Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе: «Всех убиенных помяни Россия, Егда Приидеши во Царствие Твое». *** РОССИИ Услышу ль голос твой? Дождусь ли Стоцветных искр твоих снегов? Налью ли звончатые гусли Волной твоих колоколов? Рассыпав дней далеких четки, Свяжу ль их радостью, как встарь, Твой блудный сын, твой инок кроткий, Твой запечаленный звонарь? Клубились ласковые годы, И каждый день был свят и прост. А мы в чужие небосводы Угнали стаю наших звезд. Шагам Господним, вечным славам Был солнцем вспаханный простор. А мы, ведомые лукавым, Мы уготовили костер, Бушующий проклятой новью – Тебе, земля моя! И вот – На дыбе крупной плачем кровью За годом год, за годом год...
Сибирецъ: Иван Савин В Сибирской глуши, в Барабинской равнине, Где Каинск забытый в степи, Стоит одиноко кладбище в низине, Поодаль – вокзал на пути. - - - На скромном погосте, рядком с палисадом, Откуда к нам солнца восход, Стоят, возвышаясь, четыре все рядом Кресты из дубовых досок. - - - Могилы осели, кресты покосились, Бурьян и крапива кругом, И медь на дощечках совсем затемнилась, Покрылась вся ржавью и мхом - - - Но надписи целы: за пылью насевшей Их можно еще разобрать, И старый калека-солдат поседевший Те надписи любит читать - - - Легли здесь четыре юнца-офицера Первейшего в мире полка В те дни, как косили здесь тиф и холера, В тот год, как была здесь война. - - - Убиты они не лихим супостатом, Не в тяжком кровавом бою, Разстреляны ночью своим же солдатом, Доверившись слепо ему. - - - Пришли молодые и бодрые духом Помочь Колчаку над врагом, Что все обезчестил, кем трон был поруган, Кем предана Русь на разгром. - - - Работали дружно, себя позабывши, Лишь помня о долге всегда, О службе, солдате, о славе, покрывшей Седыя знамена полка. - - - И верили в то, что трудились не даром, Что полк создадут боевой, Что враг побежит под их дружным ударом, Что будут они под Москвой. - - - И братьев, что пали в боях против немцев, Далеко, где Висла и Сан, С крестом … и бегущих венгерцев, Окопы, умерших от ран … - - - И память о павших в сраженьях прошедших За веру, отчизну и трон Крепила надежду в успех их конечный, В тот полк, что был создан Петром. - - - Но нет, не пришлось вам вернуться в отчизну, Там встретить вам близких своих, Что бились за то же, и грустную тризну Справляли о многих других - - - Погибли вы страшною смертью и в муках Со словом «прости» на устах В ужасных страданьях, в смертельных потугах - - - Так спите спокойно, далекие братья, Вы честно служили. Придет Тот час, что погонят с Москвы супостата, Слепой что прозреет народ. - - - Свободно вздохнут, верим, мы, наши дети, Воскреснет Россия отцов… Да будут легки вам земля мерзлой степи И снежный глубокий покров.
barnaulets: Леонид Евсеевич Ещин (1897–1930) Сын Евсея Маркович Ещина (1865-1936) - журналиста и политического деятеля, члена ЦК партии кадетов. Родился в Нижнем Новгороде. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Участник Ярославского восстания 1918 г. Служил адъютантом Ижевской дивизии у генерала Викторина Михайловича Молчанова. В 1921 году в газете "Руль" во Владивостоке публиковал свои статьи, там же во Владивостоке вышел и его единственный сборник "Стихи таежного похода". Эмигрировал в 1923 г. Харбин, прожил там семь лет в нужде, в тяжёлых условиях. Печатал в харбинских периодических изданиях рассказы, статьи, рецензии. В 1930 году в Харбине покончил жизнь самоубийством (по другим данным умер от злоупотребления алкоголем и кокаином). Таежный поход Чугунным шагом шел февраль. И где-то между льдами ныла Моя всегдашняя печаль – Она шла рядом и застыла. И пешим идучи по льду Упорно-гулкого Байкала, Я знал, что если не дойду, То горя, в общем, будет мало. Меня потом произведут, Быть может, орден даже будет, Но лошади мне не дадут, Чтоб выбраться, родные люди. Трубач потом протрубит сбор, И наспех перед всей колонной, В рассвете напрягая взор, Прочтут приказ угрюмо, сонно. И если стынущий мороз Не будет для оркестра сильным, – То марш тогда «Принцесса Грёз» Ударит в воздухе пустынном. А я останусь замерзать На голом льду, нагой перине, И не узнает моя мать, Что на Байкале сын застынет. Тогда я всё-таки дошёл И, не молясь, напился водки, Потом слезами орошал Свои таёжные обмотки. Я это вспомнил потому, Что и теперь я, пьяный, воя, Иду в июне, как по льду, Один или вдвоём с тоскою. Я думал так: есть города, Где бродит жизнь июньским зноем, Но, видно, надо навсегда Расстаться мне с моим покоем. В бою, в походах, в городах, Где улиц светы ярче лампы, Где в буйном воздухе, в стенах Звучат напевы «Сильвы», «Цампы», Я одиночество своё Никак, наверно, не забуду, И если в Царствие Твоё Войду – и там печальным буду! Из цикла "Таежный поход" Скрипя ползли обозы-черви. Одеты грязно и пестро, Мы шли тогда из дебрей в дебри И руки грели у костров. Тела людей и коней павших Нам окаймляли путь в горах. Мы шли, дорог не разузнавши, И стыли ноги в стременах. Тянулись дни бесцельной пыткой Для тех, кто мог сидеть в седле, И путь по трупам незарытым Хлестал по нервам, словно плеть. Глазам в бреду бессонной муки Упорно виделись в лесу Между ветвями чьи-то руки, В крови прибитые к кресту. Год в походе (Двадцатый год) Двадцатый год со счётов сброшен, Ушёл изломанный в века... С трудом был нами он изношен: Ведь ноша крови не легка. Угрюмый год в тайге был зачат. Его январь – промёрзший Кан, И на Байкальском льду истрачен Февраль под знаком партизан. А дальше март под злобный ропот, Шипевший сталью, что ни бой. Кто сосчитает в сопках тропы, Где трупы павших под Читой? Тот март теряется в апреле, Как Шилка прячется в Амур. Лучи весны не нас согрели, Апрель для нас был чёрств и хмур... Мешая отдыхи с походом, Мы бремя лета волокли, Без хлеба шли по хлебным всходам, Вбивая в пажить каблуки. Потом бессолнечную осень Безумных пьянств прошила нить... О, почему никто не спросит, Что мы хотели спиртом смыть? Ведь мы залить тоску пытались, Тоску по дому и родным, И тягу в солнечные дали, Которых скрыл огонь и дым. В боях прошёл октябрь-предатель, Ноябрь был кровью обагрён, И путь в степи по трупам братьев Был перерезан декабрём. За этот год пропала вера, Что будет красочной заря. Стоим мы мертвенны и серы У новой грани января. Зима без крова В окамененье старой стужи Приходит новая зима. Чем больше зим, тем стуже, хуже, Тем тяжелее мозг недужный, Ненужный, хуже жизнь сама. И после осени без скорби Перед безрадужной весной Зима упорно душу горбит, Когда идём, окончив бой, В путь без пути немой тайгой. Мы равнодушны стали к смерти, И без убийств не знаем дня. Всё меньше нас в снегу путь чертит, И у костров вонзает вертел В кусок убитого коня. Под пулемётный рокот дробный Проходят годы, как века, И чужды всем, одни безродны, Идём мы памятник надгробный Былой России высекать...
barnaulets: Арсений Несмелов "Леонид Ещин" Ленька Ещин... Лишь под стихами Громогласное - Леонид, Под газетными пустяками, От которых душа болит. Да еще на кресте надгробном, Да еще в тех строках кривых, На письме от родной, должно быть, Не заставшей тебя в живых. Был ты голым и был ты нищим, Никогда не берег себя, И о самое жизни днище Колотила тобой судьба. "Тында-рында" - не трын-трава ли Сердца, ведающего, что вот Отгуляли, отгоревали, Отшумел Ледяной поход! Позабыли Татарск и Ачинск, Городишки одной межи, Как от взятия и до сдачи Проползала сквозь сутки жизнь. Их домишкам - играть в молчанку. Не расскажут уже они, Как скакал генерала Молчанова Мимо них адъютант Леонид. Как был шумен постой квартирный, Как шумели, смеялись как, Если сводку оперативную Получал командир в стихах. "Ай да Леня!" - и вот по глыбе Безнадежности побежит Легкой трещиной улыбка, И раскалывается гранит! Так лучами цветок обрызган, Так туманом шевелит луна... - Тында-рында! - и карта риска В диспозиции вновь сдана. Докатились. Верней - докапали, Единицами: рота, взвод... И разбилась фаланга Каппеля О бетон крепостных ворот. Нет, не так! В тыловые топи Увязили такую сталь! Проиграли, продали, пропили, У винтовок молчат уста. День осенний - глухую хмару - Вспоминаю: иркутский вокзал, Броневик под парами - "Марков". Леонид на коне подскакал, Оглянул голубые горы Взором влажным, как водоем: "Тында-рында! И этот город - Удивительный - отдаем..." Спи спокойно, кротчайший Ленька, Чья-то очередь за тобой!.. Пусть же снится тебе макленка, Утро, цепи и легкий бой.
Хмурый: Скажите, пожалуйста, откуда Вы взяли, что это стих Б.В. Анненкова? Ежели память мне не изменяет, в ГАРФе оно представлено как произведение анонимного автора. Или я ошибаюсь?
Сибирецъ: Честно говоря, через поиск в яндексе где-то в инете
Хмурый: Понятно. Но, как понимаете, инет - не первоисточник. Вот если этот стих еще где-то отложился, кроме ГАРФа... За честность как сибирскому казаку подарок - 2 стихотворения полковника Сибирского казачьего войска Дмитрия Яковлевича Шишкина, того самого, который в 1920 г. во главе повстанцев уходил с Иртыша в Китай; его поэтическое творчество совершенно не изучено. Один стих ранний, другой - поздний, скорее всего периода после 2-й мировой: Дмитрий Шишкин ЗАВЕТ КАЗАКА Шумит Иртыш, хребты вздымая, В песчаный берег бьет волной, Он с поля битвы, с гор Алтая Станицам весть принес с собой. Алей – приток, гонец гремучий, Ему донес издалека, Что видел он под горной кручей В кровавых ранах казака. Что верный конь к нему из боя С кровавой ношей прискакал И сам у ног бойца – героя В крови и пене мертвый пал. Казак лежал, сгорая жаждой, Предсмертной мукою томясь; И кровь его из раны каждой Струями алыми лилась. При блеске гаснувшей зарницы Он вздох последний испустил, И этот вздох к родной станице Снести Алею поручил. Просил сказать, что честный воин Он клятву, данную, сдержал И, лучшей участи достоин, В бою от братской пули пал. И против тех, кто злобной жаждой На брата брата натравил, У войска мести беспощадной За смерть и кровь свою просил. И против тех, кто к жалкой доле Привел великую страну, Он завещал в последней воле Непримиримую войну. Когда же саван горной ночи Спустился к сумрачной земле, Уж он лежал, смеживши очи, С печатью смерти на челе. Гонец – Алей, взывая к мести, Волной шумя по камышу, Гремя по кручам, с этой вестью Понесся к деду – Иртышу. А тот, исполнясь гневной силы, Вздымая, пеня мощный вал, С печальной вестью по долине Из гор к станицам побежал. Шумит Иртыш с кровавой вестью, В песчаный берег бьет волной И полный гнева, полный мести Зовет оставшихся на бой. 1919 г. ВЕСНА В РОССИИ Весны ликующее утро: Росой обрызганная степь И облаков из перламутра В лазури рдеющая цепь. Прозрачный воздух чуть струится, В туманной дымке дальний лес, Речное лоно золотится Румяным отблеском небес. Лугов пестреющих просторы, Хрусталь сверкающих озер, Стада по долам, птичьи хоры И тучных пажитей узор – Все в новом праздничном уборе И дышит жизнью и цветет. И гимн Творцу в согласном хоре С весенней радостью поет. Когда-то пажитью свободно Хозяин-пахарь здесь владел, Готовил к жатве хлебородной, Трудился сам и песни пел. Но вот пред этой русской ширью, В обитель мирного труда, Вгнездилось злобное насилье, Внедрилась жадная орда. А с ней и плен, и кровь, и голод, И годы гибельной борьбы, А над Россией – «серп и молот», Как знак карающей судьбы. И нищий пленник, раб колхозный, Народ – подавленный молчит, Но ждет, когда на подвиг грозный Его Господь благословит. Исполнен воли и терпенья На молот молот свой кует И верит: день освобожденья, Весны желанной день, придет.
Сибирецъ: спасибо за подарок! Прекрасные стихи интересного человека!
Сибирецъ: Н. Туроверов Знамя Мне снилось казачье знамя, Мне снилось — я стал молодым. Пылали пожары за нами, Клубился пепел и дым. Сгорала последняя крыша, И ветер веял вольней, Такой же—с времен Тохтамыша, А, может быть, даже древней. И знамя средь черного дыма Сияло своею парчой, Единственной, неопалимой, Нетленной в огне купиной. Звенела новая слава, Еще неслыханный звон... И снилась мне переправа С конями, вплавь, через Дон. И воды прощальные Дона Несли по течению нас, Над нами на стяге иконы, Иконы — иконостас; И горький ветер усобиц, От гари став горячей, Лики всех Богородиц Качал на казачьей парче. Казак Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаешь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — смаху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Разорительный, разбойный, но при этом Нераздельный, целомудренно скупой.
Sibirak: Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Как сказано!? ОТЛИЧНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ спасибо!
Сибирецъ: да, сильное стихотворение. Зацепило, поэтому и выложил.
Михаил: Марш рабочих-Ижевцев (автор текста - поручик Н. Арнольд): Сброшены цепи кровавого гнета, Дружно врага уничтожил народ, И закипела лихая работа: Ожил рабочий и ожил завод. Молот заброшен, штыки и гранаты Пущены в ход молодецкой рукой, Чем не герои и чем не солдаты Люди, идущие с песнями в бой. Люди, влюбленные в светлые дали, Люди упорства, отваги, труда, Люди из слитков железа и стали, Люди, названье которым <руда>. Кто не слыхал, как с врагами сражался Ижевский полк под кровавой Уфой, Как с гармонистом в атаку бросался, Ижевец - русский рабочий простой. Годы пройдут. На Отчизне свободной Сложится много красивых баллад, Но не забудется в песне народной Ижевец - русский рабочий-солдат. http://www.a-pesni.golosa.info/grvojna/makhno/izhevsk.mp3 Позаимствовано отсюда