Форум » ТрактирЪ » Поэзия белая и эмигрантская. » Ответить
Поэзия белая и эмигрантская.
белый:
мир: Можно вопрос? А сюда только "белую" поэзию можно или ещё и "красную"? Или лучше для "красной" отдельную ветку? А то есть кое-что по теме. Например, интересная боевая песня.
Елисеенко Алексей: мир пишет: Можно вопрос? А сюда только "белую" поэзию можно или ещё и "красную"? Или лучше для "красной" отдельную ветку? А то есть кое-что по теме. Например, интересная боевая песня. Ввиду некоторой политической разобщенности форума, лучше отдельную.
мир: Хорошо, я так и думал.
белый:
мир: Американский исследователь русского антисемитизма Шайковский (Ян (Шайко) Фридман), автор замечательного исследования по истории русской гражданской войны Kolchak, Jews, and American intervention in Northern Russia and Siberia, 1918-1920 (N.Y. 1977) - не поэт. Поэтому он с помощью подстрочника на американском языке лишь передает для читателей смысловое содержание поэмы некоего омского поэта Секирина, распространявшейся при Колчаке в 1919 г. Переводчик исследования г-на Шайковского С.В.Дроков - тоже не поэт. Поэтому он приводит обратный перевод-подстрочник - с американского снова на русский. «Плоды российской революции» Русской нацией правил царь Наш православный государь. Хранить страну от бедствий Была его святая миссия: Чтоб оградить евреев от безпорядка, Держал он их в пределах поселений. Евреи нашли окольный путь, Предложив нам свои идеи: Свобода, равенство и братство Стали народным достоянием. Законный царь был свергнут, И власть захватил еврей Бронштейн... Он призвал еврейский пролетариат И благословил его на спекуляцию. Конец всему наступил со всеобщим судом. Право судить отдано латышу. Тот властно передал трибунал еврейской консистории, и начались Тирания, разбой и убийства. И осквернены были церкви Христовы... На их замену воздвигли Только синагоги, быстро выросшие. И нет нужды удивляться тому, Что в воскресенье нельзя молиться. Вместо молитв работали, По приказу праздновали субботу. И мы имеем несколько примеров, Как наши доблестные офицеры Часами подвергались пыткам, и прибивались гвоздями эполеты на их плечи. Часто они ругали царя, Как он сохранил свою нацию в неведении. Как верил он добродушию евреев, Потворствуя мечте о всеобщем равенстве, И что народ начнет доверять еврею. Увы! Всего этого не случилось. Последние гимназии были отданы, И приняты меры К возведению еврейских хедеров... Итак, евреи наделили русскую нацию Братством, равенством и свободой. Жаль, даже если попытаться получившееся стихотворение в прозе снова перевести в стихотворную форму, его оригинальный вид утрачен.
мир: Поручик Шелапугин ПЕСНЯ ПОВСТАНЦЕВ (Исполняется под шарманку, на безмертный мотив «Мальбрук в поход собрался // Объелся тухлых щей...») В тайге, тайге глубокой, среди шулья и скал, В избушке одинокой отряд бойцов стоял. Припев: Все птички приумолкли, не слышен волчий вой, Забрякали винтовки, отряд собрался в бой. Поднявшись за свободу, за угнетенный люд, В ненастную погоду повстанцы песнь поют. Припев: Все птички приумолкли, не слышен волчий вой, Забрякали винтовки, отряд собрался в бой. Не страшны коммунисты, воры и босяки, Грабители, бандиты, народные враги. Припев: Все птички приумолкли, не слышен волчий вой, Забрякали винтовки, отряд собрался в бой. Повстанец — сын народа, не грабит он народ И на алтарь свободы жизнь свою принесет. (по-моему, тут лучше "свою жизнь", но в оригинале так) Припев: Все птички приумолкли, не слышен волчий вой, Забрякали винтовки, отряд собрался в бой. Команда раздается, начальник тронул вскачь, Отряд за ним несется коммуну истреблять. Припев: Все птички приумолкли, не слышен волчий вой, Забрякали винтовки, отряд собрался в бо-о-ой... Вообще, хорошая песня, жизненная. И есть описание быта белоповстанцев.
белый:
Сибирецъ: Когда под гнетом большевизма народ России изнывал, Наш маленький отряд восстанье поднимал Мы шли на бой, бросая жен своих, дома и матерей Мы дрались с красными желая дать покой скорей... Два года дрались с темной силой, теряя сотнями людей. Не мало пало смертью храбрых, под пулями чертей. Увы, капризная судьба сильней нас, Дурман народа не прошел, не наступил победы час. И сам Колчак, избранник богачей. В Иркутске был расстрелян руками палачей. Мы долго дрались в Семиречье, имея пять фронтов, Но видно приговор Всевышнего для нас уже был готов. И нам пришлось, оставив все, уйти в Селькинские вершины, Таща с собой снаряды, пушки и машины. Без хлеба, без жилищ мы страдный путь свершали, Измучившись в дороге, в снегу всю ночь дрожали. Так отступая шаг за шагом, к границе путь держали. Попытки красных наступать спокойно отражали. Б.В. Анненков
мир: Так Анненков и стихи писал! Правда, получилось, не очень. У Махно, правда, тоже не бог весть как, но всё-таки немного лучше.
Сибирецъ: не спорю. Но на мой взгляд, лучше Маяковского и Демьяна Бедного
белый: Ответ Демьяну Бедному. Я часто думаю — за что его казнили? За что он жертвовал своею головой? За то ль, что враг «суббот», он против всякой гнили Отважно поднял голос свой? За то ли, что в стране проконсула Пилата, Где культом кесаря полны и свет, и тень, Он, с кучкой рыбарей из бедных деревень За кесарем признал лишь силу злата? За то ли, что себя на части разделя, Он к горю каждого был милосерд и чуток И всех благословлял, мучительно любя - И маленьких детей, и грязных проституток? Не знаю я, Демьян, в «евангельи» твоём Я не нашёл правдивого ответа. В нём много громких слов, о, как их много в нём, - Но слова нет, достойного поэта. Я не из тех, кто признаёт попов, Кто безотчётно верит в Бога, Кто расшибить свой лоб готов, Молясь у каждого церковного порога. Я не люблю религии раба, Покорного от века и до века, И вера у меня в чудесное слаба - Я верю в знание и разум человека. Я знаю, что, стремясь по трудному пути, Здесь, на земле, не расставаясь с телом, Не мы, так кто-нибудь ведь должен же дойти Воистину к божественным пределам. И всё-таки, когда я в «Правде» прочитал Неправду о Христе блудливого Демьяна, Мне стыдно стало так, как будто я попал В блевотину, извергнутую спьяна. Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос — Далёкий миф. Мы это понимаем. Но всё-таки нельзя, как годовалый пёс, На всё и вся захлебываться лаем. Христос — сын плотника — когда-то был казнён. Пусть это миф. Но всё ж, когда прохожий «Кто ты?» — его спросил — ему ответил он: «Сын человеческий», а не сказал: «Сын Божий». Пусть миф Христос, как мифом был Сократ, Пусть не была Христа, как не было Сократа, Так что ж, поэтому и надобно подряд Плевать на всё, что в человеке свято? Ты испытал, Демьян, всего один арест, И ты скулишь: «Ах, крест мне выпал лютый»! А если бы тебе Голгофский дали крест Иль чашу с горькою цикутой? Хватило б у тебя величья до конца В последний час, по их примеру тоже, Благословлять весь мир под тернием венца И о бессмертии учить на смертном ложе? Нет! Ты, Демьян, Христа не оскорбил, Ты не задел его своим пером нимало. Разбойник был, Иуда был - Демьяна только не хватало. Ты сгустки крови у Креста Копнул ноздрёй, как жирный боров. Ты только хрюкнул на Христа, Ефим Лакеевич Придворов! Но ты свершил двойной великий грех. Своим дешёвым балаганным вздором Ты оскорбил поэтов вольный цех И малый свой талант покрыл большим позором. Ведь там, за рубежом, прочтя твои «стихи», Небось злорадствуют российские кликуши: «Ещё тарелочку демьяновой ухи, Соседушка, пожалуйста, покушай!» А русский мужичок, читая «Бедноту», Где этот стих печатался дуплетом, Ещё сильней потянется к Христу, А коммунизму мат пошлет при этом
Сибирецъ: коллега Белый, а кто автор этого стиха?
белый: Был опубликован под авторством С.Есенина. Смотрите по ссылке http://www.litrossia.ru/archive/24/history/508.php Коллега Сибирец, не могли бы Вы в личном сообщении дать Ваш эмейл для общения.
мир: Доказательств, что это написал Есенин, нет. Читайте здесь. http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/e74/e74-530-.htm К слову, а какое это отношение данное стихотворение имеет к поэзии белоэмигрантской? Скорее уж к советской. Сибирец пишет: не спорю. Но на мой взгляд, лучше Маяковского и Демьяна Бедного Да уж... Куда там какому-то Маяковскому до Анненкова! Я тоже, пожалуй, кое-что помещу. Дон Аминадо. Уездная сирень Как рассказать минувшую весну, Забытую, далекую, иную, Твое лицо, прильнувшее к окну, И жизнь свою, и молодость былую? Была весна, которой не вернуть... Коричневые, голые деревья. И полых вод особенная муть, И радость птиц, меняющих кочевья. Апрельский холод. Серость. Облака. И ком земли, из-под копыт летящий. И этот темный глаз коренника, Испуганный, и влажный, и косящий. О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз. Запахло мятой, копотью и дымом. Тем запахом, волнующим до слез, Единственным, родным, неповторимым, Той свежестью набухшего зерна И пыльною, уездною сиренью, Которой пахнет русская весна, Приученная к позднему цветенью. 1929—1935 Послесловие Жили. Были. Ели. Пили. Воду в ступе толокли. Вкруг да около ходили, Мимо главного прошли. 1938 Заключение В смысле дали мировой Власть идей непобедима: От Дахау до Нарыма Пересадки никакой. 1951
barnaulets: Из газеты "Сибирские стрелки", 29 мая 1919 г. Стихи прапорщика 3-го Барнаульского Сибирского стрелкового полка Георгия Застоленко Бой под ст. Посольской Двадцать восемь гробов опустили в могилу, Опустили без слез, на чужой стороне... И светила луна безучастно, уныло, И надгробное пенье лилось в тишине... И молчали деревья безмолвно и грустно, И шепталась о чем-то трава меж собой; И на сердце было безотрадно и пусто, И казалася жизнь чьей-то шуткою злой. А потом все ушли... И белел одиноко Над могилою свежею крест в темноте, И молилися звезды в небе высоко... Двадцать восемь гробов на чужой стороне Опустили в могилу глубоко. Стихотворение посвящено 28 офицерам и добровольцам Барнаульского полка, погибшим в августе 1918 г. в Посольском бою Памяти Черкасова, прапорщика 3-го Барнаульского полка, павшего под дер. Хмелями, Н.-Муллинской волости 28 декабря 1918 года. Умер спокойно... И только "прощай!" Молвил солдату, стоящему рядом; Снежное поле тоскующим взглядом, Молча окинул еще невзначай... И недвижим стал... И выстрелов звуки, Крики команды в ночной темноте Стали ему далеки, словно муки Жизни, и чужды как небо - земле. Жизнью забытый и жизни не нужный, Молча лежал он средь снежных равнин И недвижим взгляд был открытый... Тайну великую знал он один В сердце убитый!
barnaulets: "Сибирские стрелки", 5 апреля 1919 г. На фронте Весна! Выставляется первая рама Снарядом упавшим под самым окном. И дымкой закрылась полей панорама От дыма пожара за ближним леском.... Повеяло свежей душистой весною - От грязной дороги, от свежей хвои И...хвост обнажила под старой сосною У лошади павшей в лихие бои. Широкой волной разливается нега По... телу усталых стрелков на печи... И тонут обозы в сугробине снега, И воют - пропеллером где-то грачи. Весна! Ее лаской природа согрета, И тает на сердце мучительный лед, И хочется воли, веселья - привета. А тут, как назло, затрещал пулемет... Подпоручик Зуйков Об авторе: Зуйков (Алтайский ) Александр Никитич. Род. в 1892 г. в с. Красноярово Томской губ. Из семьи псаломщика. Окончил 4-класную духовную семинарию. Подпоручик (за боевые отличия, 18.09.1918 г.) 3-го Барнаульского Сибирского стрелкового полка. Последний чин – штабс-капитан. Участник Якутского похода в составе Сибирской дружины генерала Пепеляева (1922-1923 гг). Взят в плен, осужден Военным трибуналом 5-й армии на 10 лет лишения свободы, отбыл 9 лет 8 мес. В 1937 г. работал старшим бухгалтером на Нижнепойменской ветке Красноярской ЖД, проживал в с. Решоты Нижнеингашского р-на Красноярского края. 29.10.1937 г. арестован, 7.12.1937 г. осужден к 10 годам ИТЛ. В 1938 г. заключенный БАМлага. 14.05.1938 г. тройкой УНКВД по Читинской обл. осужден к расстрелу. Расстрелян 17.09.1938 г. Может быть красноярцы могут про него что-нибудь добавить?
barnaulets: Посвящается доблестным сибирякам. Из тайги, тайги дремучей От Амура до Оби, Молчаливой грозной тучей Шли на бой сибиряки. С ними шла былая слава Беззаветна и храбра. Через Каму переправа Сибирякам нам не страшна. Ни усталости, ни страха, Бьются ночь и бьются день. Порыжелые папахи Лихо сбиты набекрень. Нас сурово воспитала Молчаливая тайга, Бури грозного Байкала, Да сибирские снега. Ты, Сибирь, страна родная. За тебя мы постоим. Волге, Дону и Кавказу Свой привет передадим.. С нами в бой на красну банду Всем идти давно пора, С нами все, с сибиряками И союзные друзья! Подп. А. Госьков "Сибирские стрелки", 11 июня 1919 г. Об авторе: Госьков (или Гаськов) Анатолий Подпоручик /поручик (21 июля 1919 г.) 8-го Бийского Сибирского стрелкового полка. В нач. 30-х гг. проживал в Бийске.
Сибирецъ: Алексей Эйснер (1905-1984) Конница Толпа подавит вздох глубокий, И оборвется женский плач, Когда, надув свирепо щеки, Поход сыграет штаб-трубач. Легко вонзятся в небо пики Чуть заскрежещут стремена И кто-то двинет жестом диким Твои, Россия, племена. И воздух станет пьян и болен, Глотая жадно шум знамен, И гром московских колоколен, И храп коней, и сабель звон. И день весенний будет страшен, И больно будет пыль вдыхать... И долго, вслед, с кремлевских башен Им будут шапками махать. Но вот - леса, поля и села, Довольный рев мужицких толп. Свистя, сверкнул палаш тяжелый. И рухнул пограничный столб... Земля дрожит. Клубятся тучи. Поет сигнал. Плывут полки. И польский ветер треплет круче Малиновые башлыки А из России самолеты Орлиный клекот завели. Как птицы щурятся пилоты, Впиваясь пальцами в рули. Надменный лях коня седлает, Спешит навстречу гордый лях. Но поздно. Лишь собаки лают В сожженных, мертвых деревнях. Греми, суворовская слава! Глухая жалость, замолчи... Несет привычная Варшава На черном бархате ключи. И ночь прошла в огне и плаче. Ожесточенные бойцы, Смеясь, насилуют полячек, Громят костелы и дворцы. А бледным утром - в стремя снова Уж конь напоен, сыт и чист И снова нежно и сурово Зовёт в далекий путь горнист. И долго будет Польша в страхе, И будет долго петь труба, - Но вот уже в крови и прахе Лежат немецкие хлеба. Не в первый раз пылают храмы Угрюмой, сумрачной земли, Не в первый раз Берлин упрямый Чеканит русские рубли. На пустырях растёт крапива Из человеческих костей, И варвары баварским пивом Усталых поят лошадей. И пусть покой солдатам снится, Рожок зовет: на бой, на бой! И на французские границы Полки уводит за собой. Опять, опять взлетают шашки, Труба рокочет по рядам, И скачут красные фуражки По разоренным городам. Вольнолюбивые крестьяне Еще стреляли в спину с крыш, Когда в предутреннем тумане Перед разъездом встал Париж. Когда ж туман поднялся выше, Сквозь шорох шин и вой гудков, Париж встревоженно услышал Однообразный цок подков. Ревут моторы в небе ярком. В пустых квартирах стынет суп. И вот, под Триумфальной аркой, Раздался медный грохот труб. С балконов жадно дети смотрят. В церквах трещат пуды свечей. Все громче марш. И справа по-три Прошла команда трубачей. И крик взорвал толпу густую, И покачнулся старый мир, - Проехал, шашкой салютуя, Седой и грозный командир. Плывут багровые знамёна. Грохочут бубны. Кони ржут. Летят цветы. И эскадроны За эскадронами идут. Они и в зной, и в непогоду, Телами засыпая рвы, Несли железную свободу Из белокаменной Москвы. Проходят серые колонны, Алеют звезды шишаков. И вьются желтые драконы Манджурских бешеных полков. И в искушенных парижанках Кровь закипает, как вино, От пулеметов на тачанках, От глаз кудлатого Махно. И пыль и ветер поднимая, Прошли задорные полки Дрожат дома. Торцы ломая, Хрипя, ползут броневики. Пал синий вечер на бульвары. Ещё звучат команд слова. Уж поскакали кашевары В Булонский лес рубить дрова. А в упоительном Версале Журчанье шпор, чужой язык. В камине на бараньем сале Чадит на шомполах шашлык. На площадях костры бушуют. С веселым гиком казаки По тротуарам джигитуют, Стреляют на скаку в платки. А в ресторанах гам и лужи. И девушки, сквозь винный пар, О смерти молят в неуклюжих Руках киргизов и татар. Гудят высокие соборы. В них кони фыркают во тьму, Черкесы вспоминают горы, Грустят по дому своему. Стучит обозная повозка. В прозрачном Лувре свет и крик. Перед Венерою Милосской Застыл загадочный калмык... Очнись, блаженная Европа, Стряхни покой с красивых век, - Страшнее труса и потопа Далекой Азии набег. Ее поднимет страсть и воля, Зарей простуженный горнист, Дымок костра в росистом поле И занесенной сабли свист. Не забывай о том походе. Пускай минуло много лет, Еще в каком-нибудь комоде, Хранишь ты русский эполет... Но ты не веришь. Ты спокойно Струишь пустой и легкий век. Услышишь скоро гул нестройный И скрип немазаных телег. Молитесь, толстые прелаты, Мадонне розовой своей, Молитесь! - Русские солдаты Уже седлают лошадей.
мир: Большое спасибо за стихотворение.
Барабаш: ... В этот день страна себя ломала, Не взглянув на то, что впереди, В этот день царица прижимала Руки к холодеющей груди. В этот день в посольствах шифровали Первой сводки беглые крюки. В этот день отменно ликовали Явные и тайные враги. В этот день... Довольно, Бога ради! Знаем, знаем, - надломилась ось: В этот день в отпавшем Петрограде Мощного героя не нашлось. Этот день возник, кроваво вспенен, Этим днём начался русский гон - В этот день садился где-то Ленин В свой запломбированный вагон... Эти строки написал Арсений Несмелов (Митропольский), участник московского антибольшевистского восстания юнкеров осенью 1917-го.
полная версия страницы